В 1914 году миллионы мужчин услышали впервые это слово — мобилизация. В центре Петербурга в жаркие июльские дни могло показаться, что воодушевлённая нация готова в едином порыве, с радостью исполнить свой долг перед императором и Родиной. На центральных улицах и площадях гремели манифестации с царскими портретами, крестами и патриотическими транспарантами: «Победа России и славянству!». На местах, однако, весть о начале войны и призыве «запасных» встречали без особого энтузиазма.
Согласие на всеобщую мобилизацию Николай II дал 17 июля. В Генштаб, а затем в военные округа пошла телеграмма за подписью военного министра Сухомлинова, морского министра Григоровича и министра внутренних дел Маклакова: «Высочайше повелено привести армию и флот на военное положение и для сего призвать чинов запаса и поставить лошадей согласно мобилизационному расписанию 1910 года точка первым днём мобилизации следует считать 18 сего июля 1914 года». Главное управление Генштаба и Управление воинской повинности МВД начали высочайшее повеление исполнять.
Запасные отправляются на войну. (m-nsk.ru)
Армия мирного времени составляла 1 млн 423 тыс. человек. Этого было мало. Противостояние с Германией, Австро-Венгрией и Турцией требовало ещё нескольких миллионов воинов. Всего по Российской империи в июле-августе призвали из запаса 3 млн 115 тысяч нижних чинов. До конца года «призывные листы» получили также 715 тыс. новобранцев в возрасте 20−21 года и 900 тыс. ратников ополчения, ранее не служивших в армии; ополченцев отправляли охранять военные склады и другие объекты в тылу. Офицерам запаса листы вручали лично или пересылали почтой. Кроме того, у населения реквизировали для нужд армии 1 млн 35 тыс. лошадей. Квалифицированные рабочие и служащие получали отсрочку (за годы войны разными отсрочками воспользовались 2,5 млн мужчин).
Пограничные округа отмобилизовались на треть за 4−5 дней, второстепенные дивизии приходили в боевую готовность почти месяц. Уже на 13-й день в действующей армии числилось 2,7 млн нижних чинов и офицеров — пехота и кавалерия. К концу 45-го дня после начала мобилизации под ружье поставили 3 млн 388 тыс. запасных и 570 тыс. ополченцев.
Сцены, подобные описанной Зыряновым, происходили в конце июля — начале августа во множестве мест. Народ прощался с мобилизованными. Женщины лили слёзы. В церквях шли молебны, на улицах — митинги.
Прощание перед мобилизацией, 1914. (smolbattle.ru)
Вдова Льва Николаевича Толстого видела недовольство крестьян мобилизацией в Ясной Поляне: «Все в унынии; те, которых отрывают от земли и семьи, говорят о забастовке: «Не пойдём на войну!»».
Не обошлось без акций протеста и попыток уклониться. Некоторые призывники рубили себе пальцы, пили какие-то снадобья, чтобы «разогнать» сердце, давали взятки волостным старшинам и сельским старостам. Но таких было относительно немного. Большая часть волнений происходила не из-за отказа ехать на фронт, а из-за дурной организации доставки призывников в их части — в пути не хватало горячего питания, были проблемы с обмундированием и подачей транспорта. Что ещё хуже — «запасные» в штыки приняли введение «сухого закона» и громили магазины, пивные и винные лавки. Деревенские проводы с выпивкой находили своё продолжение в дальнейших попойках, уже после прибытия на сборные пункты. Например, в Псковской губернии на станции Дно, на которой спустя три года отрёкся от престола император, ратники 22 июля три раза «”штурмовали винную лавку, сломали дверь, унесли вина на 190 руб. (50 вёдер водки)». Как докладывал ротмистр Татаринов, «часть водки тут же была выпита, остальная отобрана. Виновных выявить не удалось, т. к. участие принимал весь эшелон (700 чел.)».
Дворцовая площадь, Петербург, день объявления войны. (mirtesen.ru)
К осени население привыкло к военной обстановке, дальнейшие мобилизационные и призывные мероприятия шли намного спокойнее июльских и августовских. В 1915 г. на фронт отправили 3,6 млн человек, в 1916 г. — ещё 2,5 млн. Всего за годы Первой мировой войны (до осени 1917 г.) Российская империя мобилизовала 15 млн 798 тыс. нижних чинов и офицеров, из них 12,8 млн — жители деревень и сёл. Для сравнения: вся Антанта (включая Россию) поставила под ружьё 48 млн человек, её противники — 25 млн.
Русская пехота на марше. (potokmedia.ru)
К несчастью для Российской империи, успешной мобилизации и превосходства над противником в числе для победы оказалось категорически недостаточно: не хватало боеприпасов, орудий, качественного обмундирования, подготовленных офицеров, а самое главное — боевого духа. Солдат так и не понял, за что воюет, за что льёт кровь, за что погибает. И в 1917 г. повернул штык в другую сторону.
Первая тотальная война — таким стал мировой конфликт, разгоревшийся в Европе летом 1914 года. В отличие от вооружённых столкновений прошлого, на этот раз в жернова попали не только солдаты, но и их семьи. Тыл был неотделим от фронта, а женщины и дети тоже разделяли тяготы военного времени. Наверное, особенно сильно это влияло именно на детей, которые в условиях войны пытались, зачастую самостоятельно, найти способ выжить.
Детская мечта и суровая реальность
Начало Первой мировой войны и мобилизация серьёзно повлияли на неокрепшие умы подростков. Большое число детей, несмотря на запрет родителей, пыталось бежать на фронт и поступить на службу в действующую армию. Их ловили и отправляли домой, однако и без того перегруженный государственный аппарат не мог уследить за всеми подростками. На фронте они становились «сыновьями полка» и выполняли различные подсобные задачи. Некоторые из них принимали участие в настоящих боевых действиях и награждались медалями, в том числе и Георгиевскими крестами.
Портрет Алексея Дьячкова, добровольца 98-го пехотного Юрьевского полка. (warspot.ru)
Спустя некоторое время поток детей-добровольцев начал иссякать. Причиной этому стало как повышение государственного контроля, так и общая усталость от войны, которая постепенно вытесняла патриотические настроения. В стране становилось всё больше беспризорников и беженцев. Одинокие дети, бродившие по городам, стали обычным делом. Чиновники и полиция пытались справиться с этой проблемой, но эффективность её решения была невелика.
Сироты в Новгородской губернии, 1914 год. (icrc.org)
Закономерно, что брошенные подростки, предоставленные самим себе и пытавшиеся как-то выжить, обратили на себя внимание германской разведки.
Немецкие шпионские школы
Ребёнок — практически идеальный шпион. Чаще всего они ловкие, незаметные и не привлекают к себе внимание взрослых. Действительно, ну кто в здравом уме подумает, что диверсию на промышленном предприятии или кражу ценных документов мог совершить двенадцатилетний подросток? Тем не менее такие случаи имели место быть, а немцы подошли к подготовке шпионов весьма основательно.
По донесениям русских контрразведчиков, первые дети-шпионы стали забрасываться на территорию Российской империи в 1915 году. Чаще всего беспризорные подростки прибивались к обозам или армейским частям, где солдаты из чувства жалости часто оставляли детей у себя. Те, в свою очередь, собирали информацию о расположении армий, их оснащении и крали документы, после чего сообщали о полученных сведениях врагу. Также они устраивали диверсии на телеграфных и железнодорожных линиях.
Дети часто использовались в военной пропаганде. (warspot.ru)
В 1916 году шпионская сеть расширилась благодаря созданию специальных разведшкол, самая крупная из которых находилась в Варшаве. Немцы вербовали детей на оккупированных территориях, зачастую шантажируя их с помощью арестов родственников. При отказе от выполнения заданий детям угрожали расстрелом. Возраст будущих диверсантов варьировался от 12 до 19 лет, вербовали не только мальчиков, но и девочек, причём последних чаще всего было больше. Так, в Варшавской школе проходили подготовку 300 девочек и 72 мальчика.
На обучение шпионов уходило несколько месяцев. Детям рассказывали о топографии, подрывном деле, описывали особенности функционирования русской армии. После окончания школы диверсантам выдавали довольствие и переправляли через линию фронта. Чаще всего дети «приписывались» к определённым воинским частям, где вели подрывную деятельность.
Сын полка. (warspot.ru)
Помимо воинских частей, малолетние шпионы действовали и в русском тылу. Они устраивали пожары на стратегических предприятиях, портили инфраструктуру. Всего за годы войны, согласно данным исследователей, в России действовали десятки тысяч детей-диверсантов. Они попадали в руки полиции и контрразведки, после чего отправлялись к родственникам или передавались в специальные дома призрения.
Герои, обуза, беспризорники
Неизвестно, использовала ли русская разведка такие же инструменты, как её противник. Если и да, то, скорее всего, не в таких масштабах. История сохранила лишь эпизоды, в которых дети принимали участие в мелких разведывательных рейдах непосредственно на линии фронта. Так, например, в самом начале войны в российской прессе появился материал о двенадцатилетнем герое Андрее Мироненко, который во время выполнения задания испортил две немецкие пушки. Газеты и журналы писали о такого рода подвигах в пропагандистских целях — это приводило к тому, что ещё больше детей стремилось попасть на фронт.
Дети на пропагандистской открытке. (little-histories.org)
Дети-сироты готовят себе еду, 1919 год. (icrc.org)
В марте 1918 года Россия вышла из Первой мировой и погрузилась в пучину Гражданской войны — и здесь многие дети, прошедшие жестокую фронтовую школу, стали играть заметную роль. Те, что были помладше, брошенные на произвол судьбы, уже после войны пополнили многочисленные ряды беспризорных. Сироты стали одной из главных проблем, с которой столкнулась советская власть.
Владислав ПАРХОМЕНКО, кандидат исторических наук«ПРОЩАЙТЕ, ДОРОГИЕ РОДИТЕЛИ, Я ЕДУ ОБОРОНЯТЬ РОССИЮ»Юные добровольцы на фронтах Первой мировой
Участие детей в войне — явление противоестественное. Между тем в российской прессе 1914-1917 годов имеется немало сведений о героизме и самопожертвовании юных воинов, которые наравне со взрослыми выступили на защиту своей Родины.
Война привнесла и некоторые новые моменты в детскую жизнь. Участвуя в общественной и благотворительной работе, дети получали «первые уроки гражданственности». Они помогали взрослым ухаживать за ранеными, оборудовать в учебных заведениях лазареты, устраивать различные сборы пожертвований.
Об этом свидетельствуют газетные хроники тех лет:— Псков. За сентябрь 1914 года станционные жандармы сняли с поездов более 100 детей.— Вильна. «20 октября 1914 года на станции было задержано свыше 30 детей-добровольцев». Всего за первые б месяцев войны из Вильны бежало около сотни детей.— Киев. « В течение января-февраля 1915 года железнодорожной полицией задержано 214 юных добровольцев, среди задержанных 11 девочек»3.— Николаев, 23 октября 1915 года. « Воспитанник 2-го высшего начального училища Иван Кальченко, 14 лет, убежал на театр военных действий; туда же бежали Иван Гассен, 13 лет, и служащий на заводе «Наваль» Виктор Головченко, 16 лет»4.
Участие юных воинов в Первой мировой — забытая ныне страница войны. В советское время упоминалось об участии в военных действиях, пожалуй, только маршала Малиновского и Вишневского. Поэтому о них и пойдёт речь вначале.
В сентябре 1914-го будущий маршал получил боевое крещение, а в марте 1915 года был удостоен своей первой в жизни боевой награды. В районе города Кальварии, севернее Сувалок, пулемётный взвод, в котором служил Родион Малиновский, был спешно переброшен к месту прорыва немцев. Фланговым пулемётным огнём юный доброволец перебил немцев, прорвавшихся на позицию артиллерийского дивизиона. Он спас батарею, и артиллеристы шрапнелью, прямой наводкой, рассеяли немецкие цепи. Малиновский был награждён солдатским «Георгием» IV степени и произведён в ефрейторы.
Малиновский дослужился до сержанта и был представлен к трём французским знакам отличия. Лишь в октябре 1919 года он вернулся в Россию.
Свой боевой путь «сыном полка» в Первую мировую начал будущий советский писатель Всеволод Вишневский. 24 декабря 1914 года, тогда ещё гимназист 5-го класса 1-й петроградской гимназии, Воля Вишневский бежал на фронт.
Добравшись до Радома, Всеволод упросил командование принять его добровольцем в расположенный неподалёку от города лейб-гвардии Егерский полк, прославившийся ещё в кампанию 1812 года. Определён был четырнадцатилетний «сын полка» в разведку.
27 июля 1915 года Всеволод участвовал в схватке с германским кирасирским разъездом. Поединок закончился уничтожением немецких кавалеристов и взятием одного пленного. За этот бой он был награждён солдатским Георгием 4-й степени10.
В сентябре 1914 года из Ростова бежал на фронт 14-летний Константин Заполли. А уже 29 ноября он был на передовой у реки Пилица в Польше. Позиции противников разделяли всего 200 шагов. Участок, где находилась рота Заполли, постоянно простреливался удачно замаскированным на бруствере немецким пулемётом. Ротный командир поставил задачу уничтожить эту огневую точку. « Охотником» вызвался юный воин. Ночью Константин подполз к неприятельским окопам и обнаружил замаскированный ветками пулемёт. Самому пулемёт унести было невозможно, и тогда он обвязал его принесённой с собой верёвкой. Доброволец вернулся к своим, насколько возможно, протащив за собой верёвку. Команда разведчиков в «нейтральной зоне» потащила верёвку: пулемёт был сбит с бруствера и через мгновение «запрыгал» по полю, в сторону русских траншей. Проснувшиеся немцы бросились его догонять, но русским огнём были загнаны в окопы. За удачный «поиск» Заполли был награждён Георгием 4-й степени, позднее он стал кавалером ещё одного Георгиевского креста12.
В начале войны в действующую армию попал 12-летний уроженец Харькова Андрей Мироненко. Отправившись как-то в разведку, он заблудился. Ночью, блуждая, Мироненко оказался в немецком расположении. Увидев неприятельские орудия, разведчик прокрался мимо спящего часового и отвинтил замки у двух пушек. К утру он вышел к своим. Юный герой был удостоен Георгия 4-й степени.
С открытием военных действий на Юго-Западный фронт отправился ещё один доброволец — гимназист 4-го класса 2-й житомирской гимназии Николай Орлов. Он успел принять участие в 11 боях, случай же отличиться произошёл с ним в Галиции у Злочёва. Подразделение, где служил Орлов, оказалось отрезанным австрийцами. И тогда юный воин вызвался добровольцем пробраться под неприятельским огнём к своим за подкреплением. За этот подвиг Николай был представлен к награждению Георгиевским крестом IV степени. 20 сентября 1914 года он прибыл «на побывку» в Житомир, где был восторженно встречен в стенах родной гимназии13.
В сентябре 1914-го под Сувалками был ранен конный разведчик — доброволец, уроженец Петрограда, 14-летний Александр Марков.
24 ноября 1914 года на фронте погиб смоленский гимназист Харитон Жук, который посмертно был награждён Георгиевской медалью «За храбрость».
Когда разразилась война, в пулемётную команду 208-го Лорийского пехотного полка поступил 13-летний доброволец Иван Степанович Соболев из станицы Антоновской Томской губернии. Отличился он в мае 1915 года, в период оборонительных боёв на реке Сан, когда полк отступал, осыпаемый немецкими тяжёлыми снарядами. Во время одного из обстрелов полковые пулемётные двуколки были разбиты. Уцелела лишь одна, но погиб ездовой. Не растерявшись, Иван, невзирая на рвущиеся вокруг снаряды, на этой двуколке помчался к сборному пункту. Во время езды получил тяжёлую контузию в голову. Но, доехав до сборного пункта, он отказался идти в лазарет и обратился за медицинской помощью только тогда, когда полк вышел из боя. За спасение пулемёта и личное мужество Соболев был награждён Георгиевской медалью «За храбрость» IV степени14.
Юный ротный разведчик 87-го пехотного Нейшлотского полка, воспитанник московского Строгановского училища Владимир Соколов был награждён Георгиевским крестом за удачный «поиск», во время которого он гранатой уничтожил вражескую заставу.
Летом 1915 года прибыл с Юго-Западного фронта на лечение в Николаев уроженец этого города 13-летний Павел Смоляной,удостоенный Георгиевского креста IV степени. Он был разведчиком Модлинского пехотного полка, бежал из плена, неоднократно выполнял опасные поручения командования15.
Доброволец Николай Смирнов, 13 лет, Георгиевский кавалер (имел «Георгия» IV степени и 2 медали), в 1915 году совершил побег из германского плена, а в последующих боях сам пленил немецкого офицера16.15-летний воин Иван Казаков, награждённый тремя Георгиевскими крестами и тремя медалями, несколько раз отличился в боях, захватил пулемёт, спас жизнь прапорщику, во время одной из разведок обнаружил батарею противника, которая потом, во время атаки, стала трофеем русских войск. Георгий Павлов, 15 лет, был удостоен двух Георгиевских крестов. 13-летний Василий Правдин за вынос с поля боя раненого командира полка получил Георгиевский крест.
Из последнего класса московской гимназии в 1915 году ушёл добровольцем на фронт Леонид Керцелли и уже через три месяца за мужество, проявленное в боях, был награждён тремя Георгиевскими крестами. Так началась его военная карьера. « За шпионаж» в 1938 году он был репрессирован. В 1956-м Керцелли посмертно реабилитировали «за отсутствием состава преступления»17.
10-летний доброволец пулемётной команды 131-го пехотного Тираспольского полка Степан Кравченко получил два ранения, а за спасение пулемёта был награждён Георгием 4-й степени18.12-летний разведчик Василий Наумов удостоился двух «Георгиев» и медали, стал унтер-офицером, в боях был дважды ранен. Гимназист из Коломны Александр Пробатов, поддерживая под обстрелом сообщение между соседними частями, был контужен и удостоен Георгиевского креста.
Дети на войне: «сестра милосердия» и сын полка. Журнал «Огонёк». 1915 г.
В кампании 1916 года юный разведчик Владимир Владимиров за побег из плена и сообщение важных сведений о немецком расположении был награждён Георгиевским крестом. В то время ему было 11 лет. Пётр Мельник, 12 лет, был удостоен Георгия 4-й степени и произведён в унтер-офицеры за то, что во время атаки под вражеским огнём, первым перерезал проволочные заграждения перед окопами противника. 13-летний доброволец Константин Липатов получил Георгиевскую медаль, за то, что под огнём неприятеля соединил провода телефона и обеспечил связь.
Летом 1917 года стали формироваться ударные добровольческие части, дабы своим примером «устыдить» покидающих фронт дезертиров. В формирующийся из безруких, безногих, полуослепших инвалидов «увечный батальон» записался 16-летний Ф. Т. Зорин. На фронте Зорин находился с начала войны, с 13-ти лет. За это время был четыре раза ранен, заслужил два Георгиевских креста и две медали19.
Дети не только сражались на фронте, но и старались оказать посильную помощь в тылу. Так, летом 1916 года на приёмном пункте для раненых Одесского вокзала постоянно дежурили братья-близнецы Евгений и Николай Богатырёвы. « Братики милосердия», как их прозвали солдаты, перешли во 2-й класс гимназии и добровольно решили на каникулах ухаживать за ранеными и помогать своей матери — сестре милосердия Е. В. Богатырёвой. Братья целыми днями писали письма, разносили обеды, бегали по поручениям, за что заслужили любовь и благодарность увечных воинов и обслуживающего персонала всего приёмного пункта20.
1. Чуковский К. Дети и война//Нива. 1915. № 51. С 949.2. Богданов А. Дети и война//Нива. 1915. № 12. С. 238.3. Неделя войны. 1915. № 11 (приложение к журналу «Родина»). С. 4.4. Николаевская газета. 1915. 23 октября.5. Нива. 1915. № 52.6. Эпоха в автобиографиях. Р. Я. Малиновский//Военно-исторический журнал. 1990. № 4. С. 15.7. Там же. С. 16.8. Хелемендик В. Всеволод Вишневский. М. 1980. С. 15.9. Там же. С. 20.10. Там же. С. 27-28.11. Вишневский В. Дневники военных лет. Т. 4. (1943-1945). М. 1958. С. 413.12. Отклики войны//Нива. 1916. № 4. С. 3-4.13. Николаевская газета. 1914. 27 сентября.14. Незаметные герои фронта//Нива.1917. № 9. С. 144.15. Николаевская газета. 1915.11 июля.16. Огонёк. 1915. № 20.17. Керцелли Л. Военный дневник//Наше наследие. 1990. № 4. С. 116-119.18. Огонёк. 1915. № 20.19. Нива. 1917. № 39. С. 596.20. Искры. 1916. № 31. С 247.
Журнал “Родина” 2013 №8
Арефьев Б. Добровольцы Первой мировой
Потери в войне с самого начала ожидались серьезные, и это, вообще-то, не скрывалось. Ниже приведем выдержки из документа, который представляется значимым для понимания общей обстановки и позиции властей уже в первые месяцы боевых действий:
Намерения эти в ряде случаев тогда были реализованы, но где они теперь, эти кладбища? Куда отправлены были памятные доски из приходских церквей «во всех местностях и городах России»? Может быть, еще не поздно что-то исправить, восстановить. В некоторых городах, в том числе и в Москве, попытки такие делаются.
Еще 8 января 1914 года на имя Военного министра Начальник Управления по делам о воинской повинности Министерства внутренних дел направил документ, где, в частности, отмечалось:
Надо сказать, что в вопросах этих не было волокиты и через два дня (20 июля) на имя Начальника Главного штаба направляется «Докладная записка о приеме охотников на службу в военное время», готовили ее в «Отделе пенсионном и по службе нижних чинов». Дадим выдержки из этой записки.
«С объявлением мобилизации в Главный Штаб и Главное управление Генерального штаба начали поступать ходатайства разных лиц о приеме их на военную службу в качестве добровольцев.
Вопрос о приеме добровольцев на военную службу действующим законом не предусмотрен. Поэтому необходимо ныне установить надлежащие правила для приема этих лиц в войска.
Проект означенных правил разработан Главным Штабом и при сем представляется Вашему Высокопревосходительству.
По существу представляемых при сем правил Главный штаб считает необходимым доложить, что статьи их, которые определяют отношение охотников к воинской повинности, были уже рассмотрены междуведомственной комиссиею по пересмотру Устава и одобрены ею для внесению в Государственную Думу.
Результатом такой весьма оперативной работы Военного министерства и Министерства внутренних дел Российской Империи явился следующий приказ.
по военному ведомству
Июля 28-го дня 1914 года
К приказу прилагались упомянутые Правила, всего содержат они 14 пунктов, приведем часть из них:
о приеме в военное время охотников на службу в сухопутные войска
2. Прием охотников на службу непосредственно в сухопутные войска допускается в течение всего времени мобилизации и войны.
3. Охотниками принимаются: а) лица, подлежащие воинской повинности, но еще не являвшияся к исполнению таковой; б) лица, являвшиеся к исполнению воинской повинности, но от таковой освобожденные, либо получившие по разным причинам отсрочки поступления на службу.
Между тем многие русские люди, и не только русские, но жители России иных национальностей (кстати, не всегда являясь ее подданными), искали тогда пути в действующую армию, не будучи военнообязанными. В Российском Государственном военно-историческом архиве (РГВИА) нашел я следы таких попыток и документы начального периода Первой мировой. Эти материалы, как мне представляется, могут быть интересны для нынешних поколений, а может быть и в последующем, как отражение одной из граней минувшего.
Вначале приведем общие данные, которые представлены были в Главный штаб некоторыми уездами (городами) о числе охотников, принятых на службу воинскими начальниками. Речь пойдет о добровольцах, у которых не возникло препятствий к поступлению в действующую армию.
Всего с начала 1914 года по конец 1915 года, например в Харькове, только через Уездного воинского начальника прошло 2437 охотников.
За тот же период (август 1914 — декабрь 1915 годов) в Москве, например, принято охотниками 7474 человека, в Петрограде — 13848 человек. Нашел я в материалах РГВИА, что Инспекторский департамент Военного министерства в 1916 году несколько изменил свою структуру.
В связи с большим наплывом охотников, наряду с действующими подразделениями отделов (столами), образован был специально стол по делам охотников, а на документах появилась тогда пометка: «Стол 1 — охотники». В этих делах и сохранились до нашего времени документы, которые будут нас интересовать в первую очередь.
Мы не найдем, вероятно, уезда Российской Империи, где не имелось бы желающих, различных сословий и происхождения, пойти добровольцами для участия в Великой войне, причем именно в действующую армию, так как любые тыловые структуры армии и даже должности писарей в действующих войсках для приема охотников были закрыты.
Ученик четвертого класса Люблинской мужской гимназии Дмитрий Валецкий пишет в прошении на ВЫСОЧАЙШЕЕ ИМЯ о зачислении охотником, что готов
Сойтись лицом к лицу с врагом
В открытом поле
И пасть со славою и именем бойца.
Нет выше на земле, желанней
В мире доли.
Много обращений вообще от детей и родственников, погибших в Японскую войну, к прошениям зачастую приложены, оформленные согласно действующим требованиям, согласительные записки матерей.
Рвутся на фронт Кристина Марцева-Озоль из города Венденъ, имение Скангалъ, Елена Владиславовна Захарек, москвичка из Хамовников.
1 июля 1914 года отправлена телеграмма: «Великий Государь Царь батюшка, пять сыновей моих от 14 до 21 года вместе со мной готовы сложить свои головы за тебя и Русь-матушку. Твой верноподданный дворянин Сергей Лабутин».
От молодых женщин-крестьянок в возрасте от 19 до 22 лет обращений много, им всегда отказывали со ссылкой на соответствующий приказ по Военному ведомству, они могли рассчитывать лишь на прием сестрами милосердия, что устраивало далеко не всех.
И все же женщины прорывались в действующую армию. Вот любопытная переписка по этому поводу.
Дочь потомственного дворянина Юлия Николаевна Мельницкая, проживающая в Новгородской губернии (имение Дмитриевское), обращается к «Ея Императорскому Высочеству Великой Княгине Татьяне Николаевне», при этом сообщает, что при Штабе 24-й пехотной дивизии «исполняла обязанности телефонистки, прокладывала кабель в боевых условиях»; но затем было выявлено, что она женщина, отправлена из армии, просит содействия в возвращении на фронт.
Вместе с тем «на одном из ходатайств лица женского пола», говорится в Докладной Записке по Главному Штабу: «Его Высокопревосходительством (генералом от инфантерии Поливановым. — Авт.), была наложена следующая резолюция: «Намерения весьма высокие, но все же женщинам в окопах не место, а сестер милосердия не так уж много и лишних между ними нет».
Согласно найденным мною документам, эта девочка 19-ти лет, успевшая до «разоблачения» за полтора месяца боев заслужить боевую награду, была дочерью кондуктора Черноморского флота и проживала в Севастополе на улице Азовской в доме 63.
Многие русские женщины не хотели отставать от мужчин, чего стоит еще один такой пример. Просит направить ее в действующую армию, живущая в Петрограде, где работает в лазарете Барановских, «вдова капитана 145-го Новочеркаксского полка Екатерина Иосифовна Целле, во время Русско-Японской войны — сестра милосердия в действующей армии при полевом госпитале 37-й дивизии».
Вернемся вновь теперь к ходатайствам юношей и мужчин, не подлежавших призыву по различным обстоятельствам.
Дмитрий Михайлин, житель слободы Марефы Харьковской губернии, обращается с прошением на имя Императора с просьбой о направлении его на фронт добровольцем.
Сходного содержания идут обращения от:
— сына священника Дмитрия Лебедева из Москвы, что проживал тогда в Трехсвятском переулке;
— москвичей Дмитрия Келарева, Анатолия Климова, Александра Соломатина, которым нет еще семнадцати лет;
— Константина Горват-Боничко, семнадцати лет, из Полтавы;
— Кроклева Сергея и Каталинского Константина, учеников Высшего начального училища из Златоуста, тринадцати лет;
— Леонида Ролинского, служащего Курской Губернской Управы, пятнадцати лет, проживавшего на улице Веселой.
Вновь встречаем обращение москвича с Садово-Каретной Владимира Алексеева, что жил в доме 39, в квартире 16.
На имя Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего направляется меду тем документ следующего содержания:
В переживаемый исторический момент, подъем национальных чувств, испытываемый нами, молодыми гражданами России, должен выразиться в более реальной форме. Не имея ничего, кроме жизни, мы решили отдать ее на пользу Родины, ибо для русского человека нет высшей славы и высшего счастья как служить своему государю и умереть за него.
Кто русский по сердцу — тот бодро и смело гибнет за Родину. Так неужели мы будем спокойно сидеть в глубоком тылу, когда все лучшие русские люди от Великих князей до простолюдина проливают свою кровь!
Нам по 19 лет, необходимую военную подготовку мы имеем, будучи инструкторами русских «Бойскаутов».
Интерес представляет «Прошение Наместника Московского Донского Монастыря иеромонаха Нила, архимандрита Виталия, иеродиакона Тихона, иеромонаха Виленского Сеть-Троицкого монастыря Епифания о разрешении им с оружием в руках вступить в ряды действующей армии». Брать оружие в руки служителям церкви по всем канонам нельзя! Но в этом случае Святой Синод благословил братию на святое дело.
Не могу оставить без внимания телеграммы № 567, поданной в Гори 20 октября 1914 года в 4 часа 55 минут по местному времени и полученной в Царском Селе в тот же день в 7 часов 42 минуты по Петербургскому времени:
ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО.
полный георгиевский кавалер Иоселиани
Многие обращения и копии ответов, имевших различные в зависимости от обстоятельств последствия, хранятся в делах РГВИА и, надеюсь, будут храниться вечно. Благодаря такому факту мы доподлинно знаем (а возможно, прочтут теперь и потомки их), что среди добровольно стремившихся в окопы, под огонь батарей и пули в 1914, 1915, 1916 годах были:
— крестьянин Московской губернии, Богородского уезда Николай Микляев;
— мещанин города Балты Подольской губернии, Петр Свецинский;
— дворянин из Екатеринодара Львовский-Пацевский;
— ученик 4-го класса ВНУ города Измаила Александр Ефременко;
— мещанин города Мценска, проживавший в Москве в Лефортове, на Золоторожской улице, Сергей Даровский;
— сын личного почетного гражданина из Пензенской губернии Владимир Номодилов;
— сын отставного капитана из Ревеля Николай Сахаров;
— сын псаломщика Шеконской церкви из Новгородской губернии Иван Летитский;
— мещанин из города Харькова Владимир Лягушенко;
— сын колежского советника Владимир Ситников из Екатеринбурга;
— мещанин Виленской губернии Иосиф Кукель;
— крестьянин Саратовской губернии Иван Попов;
— крестьяне Александр Халевин и Анатолий Шутов, соответственно Вятской и Могилевской губерний;
Служитель Ковенского коммерческого института Хаим Стеркин пошел добровольцем на фронт, был ранен и контужен и просит вновь направить его в действующую армию.
«Всемилостивейшее повеление» есть всего лишь ответ на те настроения, которыми была охвачена значительная часть граждан России. Невольно задаешься вопросом: сколько усилий было приложено заинтересованными лицами и сколько ошибок совершено Властью и воинскими начальниками, чтобы деморализовать к 1917 году армию, где служили такие солдаты?
На бланке исполняющего должность квартирмейстера Генерального штаба следует ответ: «Со стороны Мобилизационного отдела не встречается препятствий к поступлению иностранных подданных в ряды действующей армии в качестве охотников».
И вот встречаем мы документ, из которого следует, что «Государю Императору в шестнадцатый день сентября 1914 года благоугодно было ВЫСОЧАЙШЕ соизволить на прием в русскую армию нижними чинами подданных союзных с Россией государств: Франции, Англии, Бельгии, также лиц славянских народностей.
С разрешения Верховного Главнокомандующего формировались польские легионы; среди добровольцев встречаем мы французского подданного Льва Конде, шведского подданного православного вероисповедания Леонида Оскаровича Флинка из Петрограда, подданного Великобритании Георгия Шак Соммера.
Эмиль Федорович Феррарис, итальянский подданный, преподаватель итальянского языка в Московской Императорской консерватории, что проживал в Большом Чернышевском переулке, дом 20, кв. 10, пишет на ВЫСОЧАЙШЕЕ имя: «Я служил в итальянской пехоте и хороший стрелок».
Аморта Властимил Алоизович — родом из Градиче в Моравии, член Чешского Комитета, Книжек Макс Францевич — из Вестин в Моравии, Копичек Иосиф Иванович — из города Литомышль в Чехии.
Все рекомендованные Чешским Комитетом проживали тогда в Москве.
А пожелавшая отправиться на фронт охотником «наполовину черногорка» Мария Гордан-Ордан обратилась в Военное ведомство из Петербурга самостоятельно.
Для этих и многих сотен граждан иных государств Россия была дорога не менее, чем их родина и защищать ее они готовы были не щадя жизни.
К имеющимся у юношей-охотников документам обязательно добавлялся еще один:
Заявления добровольцев, адресованные в Военное министерство, поступали в Управление Дежурного генерала при Верховном Главнокомандующем, там они фиксировались в журнале за соответствующим входящим номером.
Позднее, появилась Докладная записка по Главному штабу:
В итоге принципиальное разрешение на прием охотниками с 17 лет молодых людей было получено, тем не менее решение в каждом таком случае персонально принималось ВЫСОЧАЙШЕ по представляемому Начальником Главного Штаба списку. Этот возрастной ценз устанавливался для приема охотниками ввиду того, что ранее достижения его молодые люди не могли поступать ни в военные училища, ни в войска вольноопределяющимися.