Добровольцы России Сургутянка решила отправиться в зону боевых действий в составе ЧВК
Диане 49 лет. 20 октября она добровольно отправилась в зону боевых действий СВО. Сначала она улетела в Москву, потом на поезде в город Россошь Воронежской области, а затем — в зону боевых действий. Журналист 86. RU Анастасия Шевякова поговорила с Дианой накануне отъезда. Как многодетная мать приняла решение оставить дом и отправиться на службу — читайте в откровенном интервью.
Диана — наполовину болгарка, наполовину русская. Живет на два региона: зимой в Чечне, где выросла, а летом в Сургуте. В родном регионе она занималась боевыми искусствами. Имеет фармацевтическое образование, а сейчас получает высшее юридическое. После 24 февраля Диана пришла в военкомат, чтобы отправиться на Украину добровольцем. Но в итоге на СВО она едет с частной военной компанией.
По просьбе Дианы мы не указываем название ЧВК, в которой она проходит службу.
— В нашей большой семье много боевых офицеров, которые прошли Афганистан, Чечню, были в Сирии. Дедушка в 1945 году был в бандеровском плену, рассказывал о жестокости этих людей, об их извращенном понятии жизни. Он ушел на фронт 19-летним парнем, а в 20 попал в плен. Я правда имею представление о жестокости этих людей. У меня есть подруга из Мариуполя.
— Мои документы с начала СВО лежат в военкомате. Но как-то ко мне пренебрежительно отнеслись. Поэтому на зов ЧВК (частная военная кампания. — Прим. ред.) я откликнулась. Данное подразделение нуждается в медиках, которые будут находиться с ними на боевых рубежах. Те, кто в госпиталях, тоже важны.
После того как мне позвонили из ЧВК, пришел представитель их — ветеран наш сургутский, участник боевых действий в Чечне, я с ним побеседовала. Он объяснил мне, не скрывая, в каких условиях я буду находиться и чего я буду лишена. Например, что мне придется спать на земле, возможно, испытывать голод в каких-то моментах, там трудности с водой.
Утром решила, что пойду, буду спасать людей, потому что они нуждаются во мне больше, чем здесь, на гражданке. Если бы я не была уверена в своих силах, в своих знаниях, я бы не поехала.
— Старшие дети — дочь и сын — уже взрослые, живут своей жизнью. Сердце болит, конечно, больше всего за младшую. Она сейчас живет и учится в Чечне на юриста. Очень поддерживает меня во всём. Но я сказала ей, что меня призвали, а не добровольцем я пошла. Дочка мне сказала напутственные слова: «Мама, я чувствовала, что ты пойдешь, я тебя буду ждать, ты только иди и не переживай. Всё будет хорошо, ты, самое главное, — вернись! Я горжусь тобой, жду с победой!» Слышу это и плачу навзрыд.
Отошлю подругам, чтобы они переслали ей в день рождения. Мне, конечно, очень горько как маме, мне хочется в этот день своего ребенка обнять. Но ничего сейчас уже не сделать. Она взрослая девочка, самостоятельная, с очень сильным характером. Я выросла без родителей и едва ли хочу, чтобы мой ребенок остался без мамы. Но я воспитываю свою девочку тоже в патриотическом направлении, и у нас на этот счет полное взаимопонимание. Мы все праздники с ней проводим вместе, это первый раз, когда будет по-другому. Когда я вернусь, мы с ней вместе отметим ее 18-летие обязательно, это очень важная дата.
— Я небольшого роста и всего 63 килограмма весом. Для меня сложно найти обмундирование. Те же самые берцы маленького размера. После беседы с представителем ЧВК поступил звонок от ветеранов Донбасса. Они-то и подготовили мою экипировку — полностью одели и обули. Еще в центре Ашапатова (центр спортивной подготовки и реабилитации. — Прим. ред.), где я тренируюсь в Сургуте, ребята собрали гуманитарную помощь — около 80 килограммов медикаментов, нужных бойцам.
Вообще каждый принес кто что мог, в том числе берцы маленького размера, а еще свитер, который надевается под одежду, влажные салфетки, принадлежности личной гигиены. Никто не остался равнодушным. Очень быстро меня собрали и гуманитарку тоже.
В мою экипировку входит тактический рюкзак, каска, разгрузка, защитный и теплый комбинезоны, защитные бушлаты, санитарные принадлежности, небьющиеся часы, специальное термобелье, термоноски, тактические перчатки, несколько балакав, которые в разный момент мне будут нужны, компас, нож — в общем всё, что мне нужно будет там.
— Я понимаю, что мне предстоит вытаскивать мужчин с поля боя, которые будут весить 100–120 килограммов, не меньше, и буду тащить их я на себе, потому что, помимо веса, на них защита — бронежилет, разгрузка, каска, автомат. Поэтому придется тащить на себе не только самого солдата, но и всё остальное.
В центре Ашапатова в Сургуте мой тренер — Аслан Гамаев. Он очень перспективный, занимается с людьми разного возраста. Также я занимаюсь карате у тренера высшей категории Алексея Кузнецова. Последняя тренировка у меня за сутки перед отъездом.
Тренировалась в ДОСААФ. Кстати, сейчас там открыты курсы для жителей по военной подготовке. Мой тренер — Сергей Тихонов. То есть, прежде чем отправиться на передовую, я прошла физическую, моральную и тактическую подготовку. Я готова в разных ситуациях защитить себя, раненого бойца — своего товарища. И вообще я не из робких.
Мне представитель ЧВК сказал — ты будешь с нами столько, сколько выдержит твоя душа и сердце, потому что моральная и психологическая нагрузка будет очень серьезная, не столько даже, сколько физическая. Мне сказали, что если я даже пробуду там полтора месяца, они будут мне безумно благодарны. Но, конечно, я думаю, что продержусь больше.
Диана признается, что ей не важно, будут ли в одном ЧВК с ней бывшие заключенные.
— Если человек отсидел, то он уже искупил свою вину перед обществом. Какие к нему вопросы? Я не вижу никаких препятствий в этом и вообще считаю аморальным поднимать прошлое человека, это нас не касается. Мы живем сегодня и живем завтра. Мы каждый когда-то предстанем перед всевышним судом, и каждый будет отвечать за свои поступки. Он уже отсидел, и он уже чист. Я не считаю, что мы имеем право судить кого-то и касаться личной жизни. Я не боюсь этого. Даже близко. Это исключено. Есть же ситуации, когда человек неосторожно ударил кого-то, не рассчитал, а тот ударился головой и умер, или стал виновником ДТП, например. А в данный момент он встал за Родину.
— Честно, я до сих пор не знаю, какое вознаграждение у меня будет. Но зарплата в любом случае предусматривается. Но я не иду на передовую для решения своих финансовых проблем, это точно.
И не для славы. Да какая слава?! Я же не свечусь нигде, я на телефон снимать себя не собираюсь и выкладывать куда-то. Да и телефона у меня не будет. Единственное, что меня туда ведет, — это то, что я очень сильно люблю свою Родину. Если ее не будет, не будет и нас — русских. Пока мы живы — есть Россия! Для меня не важна национальность ребят, главное, что они стоят под российским флагом.
Но, во-первых, я еду в семью, где будут мои братья и будет задача. Второе — я мусульманка, в исламе такие вещи непозволительны. Раньше мне очень хотелось замуж, но сейчас я настолько самодостаточный человек, что это не цель. Я уже привыкла быть одна. Моя миссия как мамы, как жены уже выполнена. Тем более в исламе у женщины не может быть отношений вне брака. Но кто его знает, если всевышний пошлет, так и будет. Я объяснила людям, что я еду с другими целями.
У меня всё хорошо сложено в голове в плане травматологии, применения лекарственных препаратов, естественно, я иду туда подготовленным человеком, а не то что не знающим — куда уколоть, как перевязать и так далее.
новость из сюжета
Но самое главное — я человек, у которого есть чувство любви к Родине. Я здесь живу, я ращу своих детей. Для меня то, что сейчас происходит на Украине, — форменный фашизм — уничтожение и истребление людей. Я понимаю, что мое место там и сейчас я нужна там, где гибнут наши ребята. Я это всё осознаю и всё понимаю. И переживаю, конечно же, за себя, за своих детей, я же человек живой. Но всё будет хорошо!
Группа «Вагнер» (часто ее называют ЧВК «Вагнер») — неформальная военная организация, созданная ресторатором Евгением Пригожиным. На протяжении нескольких лет Пригожин отрицал причастность к группе «Вагнер», однако 26 сентября бизнесмен признался, что в 2014 году он создал боевую группу, которая участвовала в боях на территориях ЛНР и ДНР, а также «защищала сирийский народ, другие народы арабских стран, обездоленных африканцев и латиноамериканцев».
По данным портала «Объясняем.рф», зачастую военкоматы не принимают заявки от женщин на участие в СВО в любом статусе, но бывают и исключения.
При желании женщина может отдать долг Родине в рядах Вооружённых сил России, однако для этого она ранее уже должна была пройти службу и иметь военно-учетную специальность. Сейчас особенно востребованы медики. Если простой жительнице мегаполиса откажут ещё на пороге военкомата, то о кандидатуре женщины с образованием не ниже медсестры или фельдшера могут подумать. Отметим, что даже женщины-медики подлежат воинскому учету, но при этом не могут быть призваны на службу в рамках мобилизации.
Дам ставят на воинский учёт и зачисляют в запас при получении военного билета. Он полагается специалистам, чьё профессиональное направление и образование относится к военно-учётным.
Существует шесть профессиональных сфер: связь, оптические и звукометрические средства измерения и метеорология, картография, вычислительная техника, полиграфия и медицина. При этом женщине не необходимо получать образование в военном ВУЗе.
Согласно постановлению №719, служить в армии могут педиатры, стоматологи, фармацевты, медсёстры и другие специалисты. Кроме того, по Федеральному закону №53-Ф3 «О воинской обязанности и военной службе» военнообязанными также считаются женщины, которые проходили военную службу в Вооружённых Силах РФ, войсках национальной гвардии РФ, спасательных воинских формирования на базе МЧС, военной прокуратуре, службе внешней разведки, госохране и федеральной службе безопасности. Призвать могут гражданок до 50 лет, а если без воинского звания — до 45 лет.
При описанных выше условиях, женщина может быть зачислена в ряды ВС РФ, однако существуют условия, при которых заявку точно отклонят – в случаях, если женщина:
Для женщин действуют те же условия приёма на контрактную службу, что и для мужчин. Для вступления в ряды армии по контракту женщине необходимо написать и зарегистрировать заявление. Документ принимают к рассмотрению, после чего гражданка, направившая заявление, становится кандидатом, поступающим на военную службу. По контракту и с ней проводятся мероприятия по определению соответствия требованиям, установленным для поступающих на военную службу по контракту на воинские должности рядового и сержантского состава.
Поступить на военную службу по контракту может человек в возрасте от 18 лет, получивший образование не ниже среднего, владеющий русским языком, получивший по результатам медосмотра категорию А (годен к военной службе) или Б (годен к военной службе с незначительными ограничениями). Кроме того, необходимо пройти профессиональный психологический отбор, где оценивается уровень интеллектуального развития, психологическая готовность к прохождению военной службы, быстрота мышления, коммуникабельность и другие профессионально важные для военной службы качества обследуемых граждан, согласно данным Минобороны РФ
Гражданин не должен иметь неснятую или непогашенную судимость за совершение преступления, или быть подвергнут административному наказанию за потребление наркотических средств или психотропных веществ без назначения врача либо новых потенциально опасных психоактивных веществ (до окончания срока, в течение которого лицо считается подвергнутым административному наказанию). Также контракт не может быть заключен с гражданами, лишенными на определенный срок вступившим в законную силу решением суда права занимать воинские должности, в течение указанного срока.
Контракт заключается с испытательным сроком 3 месяца. В период прохождения испытательного срока проводится обучение по программе интенсивной общевойсковой подготовки с курсом «выживания».
В том случае, если женщина ранее уже проходила службу по контракту и имеет военно-учётную специальности, её могут принять за редким исключением в военкомате в качестве добровольца. Остальные представительницы прекрасного пола практически не имеют шансов попасть на службу добровольцами.
По данным источника Om1.ru, ЧВК «Вагнер» также не принимает женщин в свои ряды. Кроме того, организация установила строгие требования даже для мужчин.
Помощь вне службы
Эксперты портала «Объясняем.рф» сообщили, что большую часть женщин, желающих помочь армии, перенаправляют в волонтёрские штабы #МЫВМЕСТЕ, где оказывают поддержку семьям военнослужащих и бойцам СВО. Так, например, волонтёры помогают близким мобилизованных в быту, собирают гуманитарные посылки и участвуют в решении многих других общественно значимых задач.
Только в Новосибирской области насчитывается минимум 10 волонтёрских организаций, собирающих средства на помощь военнослужащим, шьющих тёплую одежду и маскировочные сетки, собирающих окопные свечи и печки.
Так, например, проект «УАЗ на Донбасс» отправляет машину с медикаментами, тёплыми вещами и другой гуманитарной помощью. Посылки собирают такие организации как «Совет отцов Новосибирской области», местный штаб Общероссийского народного фронта, Бердская городская общественная палата, добровольцы группы «Zov», активисты Первомайского района Новосибирска. Участницы «Союза женщин» шьют тёплую одежду для военных.
Пусть далеко не всех женщин принимают в ряды армии, но почти каждая может помочь соотечественникам на малой Родине.
Юлия Береза поехала в Донбасс в качестве добровольца в мае этого года. Красивая блондинка, на гражданке она жила в Самаре и работала в сфере изготовления мебели. Сейчас же девушка следит за тем, чтобы каждый боец получал продовольствие и необходимые вещи. В интервью Daily Storm Юлия рассказала, что она в полку — единственная женщина. Мужчины ее оберегают и не пускают в опасные зоны, а командование раз в месяц выделяет день на выход в город и косметические процедуры.
— Начну, наверное, с банального вопроса. Почему вы решили пойти служить?
— А кто-то у вас в семье прежде служил?
— Нет, никто никогда. Я первая, единственная, кто пошел служить.
— Первопроходец, получается. А как отреагировали ваши близкие, родные? Какая первая реакция была?
— Не знает, где вы находитесь?
— Нет-нет, зачем ей лишние нервы. Она у меня старенькая, ей 75 лет. Конечно, не знает. Она думает, что я на вахте, на Севере. У меня нет ни детей, ни мужа, меня ничего не держало, поэтому и уехала.
— Вы же туда чуть ли не в первые недели поехали.
— Я хотела поехать, но не сразу получилось. Уехала я 7 мая из РФ, 9 мая была в Донецке. В Минобороны РФ мне сказали, что женщин не берут, и я поехала в Донецк. Когда по мне приняли решение, отправили в 123-й стрелковый полк Народной милиции мобилизационного резерва ДНР.
— Какой была ваша прежняя работа?
— У меня был свой бизнес, я индивидуальный предприниматель, изготавливала корпусную мебель на заказ.
— Сейчас вы оставили работу насовсем?
— Давно оставила, еще во время пандемии. Когда начались сбои поставок, знаешь, я уже и не держалась за этот бизнес. Когда это все началось, поняла, что есть гораздо более важные вещи. Я и раньше понимала, но работа не позволяла.
— Когда вы только приехали, как обстояли дела с обмундированием, с формой? Во время мобилизации очень часто мужчины жаловались, что плохо с этим все было, что выдают старую одежду, ржавое оружие и так далее. Как у вас сложилась ситуация?
— Честно говоря, я когда сюда ехала, не представляла, что, как, почему. Единственное, когда я с куратором разговаривала, она мне сказала: «Бери белье, футболочку, остальное все выдадут». Я и приехала, у меня были по паре штанов и футболок. Когда меня отправили на ППЛС (пункт приема личного состава. — Примеч. Daily Storm), выдали комплект зимний, летний, берцы, вещмешок. В нем лежали котелок, фляжка, ну, короче, предметы первой необходимости, каска, противогаз. Ну конечно, все было древнее, прошлого века, но все выдавали.
— А насчет оружия?
— Выдают автоматы бойцам, если по должности положено. Пистолеты Макарова только офицерам выдаются. Бывало и старое, но суть же не в этом. Ребята чистят оружие, воюют, если у них есть цель. А жалобщики меня очень удивляют.
— Можно понять людей, особенно мобилизованных. Они все-таки не привыкли к такому — понятно, почему такая реакция.
— Это да, понять можно всех.
— Когда вы только приехали, как вас состав воспринял?
— Я звонила несколько десятков раз. « Здравствуйте, я Юлия Береза, хочу поехать добровольцем». И меня там уже знали. Когда я позвонила в военкомат, молодой человек трубку поднимает, я ему: «Здравствуйте, это Юлия Береза». А он отвечает: «Странная вы женщина, у нас мужики бегут, а вы сами сюда едете». Ну вот так вот. Когда на ППЛС привезли, там девушка, начальник службы, она говорит: «Какого черта ты приперлась сюда?» А я не могу объяснить, почему. У всех было такое удивление.
— А потом поменяли отношение? Как сейчас к вам относятся?
— Могу сразу сказать, что все мужчины достойные. Когда приехала в полк — начиная от командира заканчивая рядовыми, все стараются беречь. На самый передок — они сразу говорят: даже не думай. Ну относятся совершенно замечательно, берегут, ценят. Видят мое желание, стремление, понимают, что я не просто так здесь. Командир сразу сказал: «Будешь работать в тыловом обеспечении, даже не думай ехать на передовую, нам важно сохранить максимальное количество жизней. Ты нам нужна здесь». Иногда это злит.
— Я представляла, что буду там спасать жизни ребят, но мне благополучно объяснили, что я больше пользы принесу здесь. Там нужны все-таки сильные руки. А не мои, умные.
Но никакого негатива никогда не было, не относились плохо. Работаю иногда даже со старшими по званию, требуется разная информация от начальников штабов, могу с ними и на «ты», требовать данные, ко мне уважительно относятся, прислушиваются. Не было такого, чтобы относились, как к обслуге.
Я тоже читала такие истории с негативом от девочек, но значит, мне повезло. Я попала в тот полк, где понимают, что профессионализм не зависит от пола.
— Вы занимаетесь материальным обеспечением. Что входит в ваши обязанности?
— Непосредственно на линию огня?
— Не прям на линию. У нас батальоны располагаются на разных точках и периодически надо вопросы решать с бумагами, командиры вызывают. Приезжаю, решаю. На линию огня — нет, там совсем другие ребята.
— Вы упомянули про гуманитарные организации. Я знаю, что сейчас партии многие какую-то гуманитарку поставляют, а вы с ними работаете? Или с какими-то общественными объединениями?
— Смотрите, как это происходило. Когда я только приехала, то в интернете что-то читала, смотрела. Увидела аховое состояние автопарка. Писала Хинштейну, думала, он поможет. Ответил, что поможет, но в итоге забыл. Тишина. Проигнорировал, Бог ему судья. Хотя я потом узнала, что он приезжал в Донецк. Но вообще, когда я нашла один очерк, там Александр Жучковский поставлял в Донецк автомобили, я ему тоже написала, он сказал, что объявит сбор в сентябре. Объявили, купили буханку.
Но вообще начмед нашего полка Евгений, он пришел за четыре дня до меня, все решает через организацию «Тыл 22». Наш полк обеспечивает эта организация — и гуманитарка, и автомобили.
Проблемы сейчас с лекарствами, с ними сложно. Больше всего не хватает обезболивающих, противошоковых. Первые аптечки медицинские, вот такой формат необходим. Могу еще сказать, что питьевой воды не хватает, обычной в пятилитровках. Для бойцов воды всегда не хватает катастрофически.
— Вообще в таких условиях сложно вам морально, физически?
— Когда у тебя есть цель, понимание, что ты здесь до конца, нет, не тяжело. Усталость да, бывает. Но проходит. Коллектив еще такой подобрался, что все хорошо.
— Какой стандартный распорядок дня у вас?
— Я на гражданке любила поспать, но здесь глазки в пять утра открываются. Независимо от того, во сколько лег.
— А до какого часа обычно работаете?
— Здесь нет такого, что во сколько-то заканчиваем, круглосуточно работаешь просто.
— Ну да, действительно, вопрос неправильный задала.
— Да нет, Насть, нормальный. Все хорошо.
— Много у вас вообще девушек в батальоне?
— Ну вот есть одна женщина, которая с мужем пришла, а так больше никого и нет.
— Кстати, а почему у вас позывной Береза?
— Это моя фамилия! Ну, точнее, как, у меня в детстве была фамилия Березина. И лет с шести меня все «Береза-Береза». Пошла в ЗАГС, оплатила госпошлину и сменила фамилию. Когда пришла оформлять, мне говорят: «О, вот, у тебя и фамилия, и позывной сразу готовы». Типичное русское дерево, береза, связано с Россией.
— Вам бывает страшно?
— У любого адекватного человека бывает страх. Прилеты. Смысл прятаться, бояться? Прилетит — никуда не денешься. Чему быть, как говорится. Не можешь изменить ситуацию — измени отношение к ней.
— Многие говорят, привыкаешь.
— Понятно, привыкаешь. Но страх присутствует. Мне пока не доводилось, слава богу, но последствия видела, слышала прилеты. Чтобы быть в эпицентре — тьфу-тьфу-тьфу, Господь миловал.
— Как вы оцениваете обстановку в том месте, где находитесь?
— Надеялись, что как только РФ придет, все решится. Не понимали, наверное, зачем то, зачем это. А есть те, которые верят, что победа будет. Я буду верить в наших командующих, верить и делать свою работу четко, выполнять свои задачи, и все будет.
— Во всем этом успеваете ли находить время на себя?
— Раз в месяц меня отпускают, как девочку, в город, чтобы я сделала себе какие-то процедурки.
— А что делаете? Маникюр, стрижку, может быть?
— Покраску волос и — ну вы как девушка меня поймете — педикюр. Без этого никуда. Особенно после берцев. Конечно же, уделяю себе время. Я все-таки женщина как-никак. Обязательно все наглаженное.
Женщина и под обстрелом будет женщиной. « Ай, блин, ноготь сломала!»
— Как у вас получается сохранять позитив в таких условиях?
— У меня стакан всегда наполовину полон, я всегда такая. Что придает силы? Бабушки, люди, которые меня видят и обнимают со слезами. Тоже стоишь, плачешь, блин, мысленно, успокаиваешь и говоришь, что все будет хорошо.
— Традиционно считается, что война — не женское дело. Вы, наверное, не согласны?
— Если есть внутренняя сила, неважно, какая у тебя гендерная принадлежность. Я изначально ехала с мыслью, что я не женщина, а боевой товарищ, к которому можно всегда обратиться. Некоторые женщины сильнее как воины. Те же примеры из Великой Отечественной войны, сколько там было грандиозных женщин. Война — не женское дело? Нет, война — это дело каждого человека.
Волонтеры каждый день выезжали с гуманитарными наборами в больницы, убежища, школы и детские дома
С начала спецоперации всё больше людей объединяются в волонтерские движения, чтобы помогать жителям приграничных территорий, потерявших свои дома и семьи. Москвичка Мария Соколова давно задумывалась о том, чтобы поучаствовать в такой инициативе.
Чувство, что она может сделать для людей нечто важное, побудило ее в этом ноябре наконец осуществить задуманное. Проведя больше двух недель на территории Донецкой и Луганской народных республик, она вернулась в Москву. О том, что она увидела в городах, где звучат взрывы, и как ее изменил этот опыт, девушка рассказала в интервью MSK1. RU.
— Как вы приняли решение участвовать в волонтерской программе?
— Волонтерство — дело для меня не новое. Я с детства помогаю бездомным животным, да и в целом стараюсь не оставаться в стороне, если кому-то требуется мое участие. Не смогла остаться в стороне, конечно, и от такой большой трагедии, как та, с которой столкнулись жители ЛНР и ДНР.
Я просто долгое время не знала, к кому обратиться. Пообщалась об этом своем желании со знакомыми, и одна моя давняя подруга рассказала, что ее коллега-врач попала в волонтерскую миссию. Она поделилась сайтом, где я могла прочитать о разных программах, я выбрала ту, что мне показалась ближе, и подала заявку. Это была программа оказания гуманитарной помощи жителям Донбасса. Через некоторое время со мной связались.
— Как проходил отбор на миссию?
— Тщательность отбора меня удивила. Сначала мне позвонили, чтобы уточнить, действительно ли я подавала заявку и готова ли я поучаствовать в программе в такие-то сроки. Задали, можно сказать, пару вопросов «на адекватность», чтобы понять, действительно ли я серьезна в своих намерениях.
Мария на складе Народного фронта
Потом на почту прислали тест. Это уже было сложнее и интереснее. Нужно было решить задачи на скорость вычисления и на логику, а также ответить на вопросы о характере, личных качествах, коммуникативных навыках. Вопросы вроде: «Вот ситуация. Как бы вы в ней поступили?»
Что конкретно они хотели этим узнать, не могу сказать точно, никакой подробной аналитики нам не выслали, просто ответ: прошел — не прошел.
Третий этап — онлайн-собеседование. Задавали вопросы, смотрели на реакции. Спрашивали, например: «К вам на улице подходит репортер, хочет узнать ваше мнение о политической ситуации. Что вы ему скажете?»
Спрашивали еще, например, что мы будем делать, если бабушка начнет скандал из-за отсутствия в гуманитарном наборе тушенки. Нужно ответить, как бы мы себя вели в этой ситуации, как попытались бы решить проблему.
Такой строгий отбор, мне кажется, призван отсеять личностей неуравновешенных, слишком политически активных, тех, кто хочет участвовать в миссии с личными целями, а не просто помогать. Ну и, конечно, отсеивают просто дураков. Возьмешь его, а он на чей-нибудь танк полезет. Говорят, бывали случаи.
— Вас приняли. Что было дальше?
— Нам всем купили билеты. Даже девушке из Сахалина, хотя ее дорога обошлась организации в 20 тысяч. Мы сели в поезд и доехали из Москвы до Ростова-на-Дону, где на базе МЧС организован своеобразный тренировочный центр. Там нам рассказали, как себя вести на месте, что можно, что нельзя делать, какая там будет связь.
Рассказали, что делать, если кто-то окажется ранен, почему нельзя фотографировать военную технику. В общем, напугали нас знатно. Мы уже сидели, думали: «Ну всё, едем на фронт».
Потом нас отправили через границу ЛНР. На пропускном пункте там просто регистрируют въезжающих, никаких сложных процедур нет, как нет и второго погранпоста, как бывает на любой международной границе.
Нас привезли в Луганск. Раздали сим-карты (своими пользоваться было нельзя). Заселили нас в гостиницу, где на удивление было всё необходимое: душ с горячей водой, вполне комфортные номера и даже телевизор.
Помню, в первый день мы после ростовского инструктажа сидели настороженные, наслушались про ужасы. И тут за окном раздаются автоматные очереди. Мы встревожились, переглядываемся. Оказалось, это полигон неподалеку — новобранцы отрабатывают стрельбу.
— Каким был ваш обычный день в качестве волонтера?
— Каждый день был разный. Это радовало, не давало заскучать. Общий момент заключался только в том, что с утра после завтрака мы сначала шли на склад Народного фронта, где расфасовывали гуманитарные наборы. Склад большой, туда привозят всё необходимое: банки тушенки и других консервов, крупы, муку, детское питание, одежду. Мы всё это сортировали, отделяли просроченное от свежего, складывали в индивидуальные гуманитарные наборы.
В один набор (я это, наверное, надолго запомню) входят банка тушенки, банка рыбных консервов, банка любых других консервов, например каша с мясом, крупа: гречка и рис обязательно, плюс любая другая крупа. Также мы клали сахар, муку и гигиенические принадлежности: два куска мыла, зубную щетку и пасту, туалетную бумагу.
Днем нам приходили заявки от разных мест, где требуются наши наборы, и мы отправлялись на выезды.
Мы раздавали гуманитарные наборы и помогали по каким-то бытовым вопросам: что-то отремонтировать, убрать, перевезти. Все поездки были согласованы с военными, командование было в курсе наших передвижений. Это в целях безопасности.
— Как себя чувствуют местные, что говорят? Их жизнь изменилась после принятия в состав России?
— Смотря где. В городах, которые были ближе к границе с Россией, в более или менее благополучном Луганске, куда не залетают ежедневно бомбы, там люди или безразлично, или позитивно восприняли присоединение республик к России. Но до сих пор есть те, кто каждый день прячется от взрывов в подвалах и убежищах. Для них пока мало что изменилось к лучшему.
О политике с местными разговаривать нам прямо запрещено уставом и договором. Знаю только из обрывков услышанного, что с момента принятия в состав России сейчас перестраиваются очень многие службы, как социальные, так и вообще все, включая регистрацию новых авто в ГИБДД (водители уже другие номера получают).
Наверное, они еще не поняли до конца, что теперь россияне. Это же так не заметишь сразу: как жили, так и живут. Гаишники вот на дорогах появились, раньше не было. Следят за скоростью. Местные жалуются еще, что из-за перестройки всех служб сейчас непонятно, к кому обращаться по вопросам жилья, соцобеспечения и любых вообще бумажных дел. Все переводят стрелки друг на друга.
Пункты временного размещения беженцев есть по всей области, и открываются новые. Кого-то размещают там, кого-то — уже в Ростове, но никакими силами и законами не получится утащить бабушек и дедушек, чинящих крышу после прямого попадания где-нибудь под Северодонецком. Они говорят: «Это наша земля, мы тут родились, тут и умрем, куда вы нас тащите? Не пойдем, и всё тут».
— Запомнились, может быть, какие-то человеческие истории?
Еще случай нам рассказывала пенсионерка, сейчас помогающая в Народном фронте. Из Рубежного, когда в мае началась эвакуация, уехала семья с тремя детьми в Луганск. Прошло несколько месяцев, фронт отодвинули, и поехала женщина посмотреть, что стало с их домом.
Есть здесь, конечно, место и для радости: мы побывали на очень трогательном детском концерте и на свадьбе военнослужащего, к которому в Луганск приехала его невеста. Еще мы ездили встречать 70-летнюю бабушку из Хабаровска, которая приехала сюда помогать больнице. Ее сын сейчас на фронте, и она просто не смогла сидеть дома.
— Общались с военнослужащими?
— Да, довелось и с военными посидеть за чаем. Спустя некоторое время мы, волонтеры, начали узнавать больше друг о друге, и тогда выяснилось, что одна девушка приехала сюда к своему парню — он служит добровольцем в казачьем полку, который как раз стоял недалеко от Луганска. Воссоединение было трогательным, мы очень порадовались за ребят.
Солдаты рассказали немного о своих буднях. Они действительно на передовой: штурмуют здания, ставят посты, всё всерьез. В казачьих войсках, как нам рассказали, служится лучше: атаманы заботятся о своих, если что-то нужно, закупят, голодными и без снаряжения не оставят. Но, говорят, если хочешь выжить, нужно уметь приспосабливаться: где-то договориться, что-то выменять.
— Какие моменты больше всего отпечатались в памяти лично у вас?
— Тогда мы только приехали в Северодонецк. Вокруг грохочут взрывы. Каждую секунду буквально: ближе, дальше, громче или тише. От этих звуков мурашки по коже. А местные будто совсем внимания не обращают: болтают с нами, шутят, суетятся с проднаборами. « Да это далеко, — говорят. — Десять километров!» Для них это действительно далеко. Там линия фронта, а у них здесь — привычная жизнь.
Еще запомнился эпизод, когда на одном из блокпостов мы пропускали танковую колонну. На дороге заглохла легковушка, и танки должны были остановиться, ждать, пока машину оттолкают. Рядом стоявший водитель вышел, взял из багажника вафли, фрукты, еще какие-то сладости и отнес танкистам. Сказал: «Берите, угощайтесь». Они поблагодарили, взяли.
Тяжелое впечатление, конечно, производят сами по себе города, находившиеся под обстрелом. Едешь, а вдоль дороги — полуразрушенные дома. Целые этажи в копоти и руинах, можно увидеть квартиры «в разрезе»: стены, мебель — всё видно с улицы.
Они, кажется, свыклись со своей судьбой и никуда не хотят уезжать. Говорят: «Ну, прилетит к нам на наш еще не разрушенный второй этаж, значит, так тому и быть». В основном это, правда, пожилые люди. Им некуда больше податься, нет родственников, которые могли бы их где-то принять. Они не хотят скитаться по пунктам временного размещения. Считают, что лучше уж жить под риском обстрела, но в родном доме.
В один из дней мы приехали «утеплять» школу. Не знаю, как это еще назвать, мы просто заколачивали выбитые окна пленкой. Нас позвали, потому что дети мерзнут во время уроков. Да, в здании без окон и электричества учатся дети.
Волонтеры затягивают пленкой разбитые окна в школе
— Очень тяжело было психологически?
— Я опытная путешественница, не раз бывала, например, на Русском Севере, где тоже немало заброшенных городов. Сам факт того, что передо мной разрушенные здания, сгоревшие от взрывов, не так меня впечатлил, как момент осознания, что еще недавно эти города были красивыми, чистыми. Я это не сразу поняла. Решила просто загуглить «зима в ЛНР», что-то такое. И увидела аккуратные улицы и дома, скверы, набережные, белый снег, сверкающий на солнце, елки с гирляндами. Очень тяжело стало.
Как нам объяснил психолог еще в Ростове, у каждого этот триггерный момент свой. Мы общались с другой группой волонтеров, они ездили организовывать праздники для детей в Мариуполе. Вышло так: ехали развлекать, дарить радость и веру в лучшее, но половине группы в итоге понадобилась психологическая помощь. Некоторые рыдали и не могли остановиться. Одну девушку пришлось долго выводить из ступора, она увидела, как мужчина пришел к разрушенному дому и начал откапывать тело кого-то из своих родных. Для нее вот этот момент переломным стал. Для каждого — что-то свое.
— А страшно бывало?
— Я работаю промышленным альпинистом, у меня свои отношения со страхом. Нет, страшно не было. Я знала, на что иду, даже когда мы были в нескольких километрах от линии фронта. Само собой, ближе нас никто бы и не пустил.
Разумеется, если бы передо мной что-то рвануло, я бы, наверное, испугалась. Но отсроченной боязни, что вот-вот что-то случится, у меня не было.
Вообще, конечно, человек способен привыкать даже к таким обстоятельствам. В Луганске по улицам ходят вооруженные мужчины, просто даже в кафе сидят, в магазинах продукты покупают. Без камуфляжа встретить человека сложнее, чем в нём. Машины многие с турелями на крышах: УАЗики, пикапы. В некоторых солдаты сидят. И всё это спустя время кажется уже частью привычной жизни.
— Что лично в вас изменил этот опыт?
— Мне кажется, я научилась ценить людей. Всегда считала себя человеком неравнодушным и действительно всю жизнь так или иначе занималась волонтерской помощью. Но в Москве я помогала в основном животным. У нас благополучный город, мне не казалось, что людям требуется мое участие. Бездомные животные виделись мне гораздо менее защищенными существами.