Волонтеры открыли благотворительный сбор на восстановление старинной колокольни бнк

Возрождение деревянных храмов Севера

Группа Общее Дело. Возрождение деревянных храмов Севера планирует новую экспедицию в Ижемский район для продолжения восстановления старинной колокольни в Мошъюге. Для выполнения дальнейших работ необходимы деньги, общая сумма проекта – 112 000 рублей.

План работ

• Установка дублирующих подкровельных конструкций
• Консервационные кровли на куполе и полицах
• Установка ограждений по периметру на двух ярусах
• Изготовление 40 балясин (стоимость изготовления каждой – 2 500 рублей, общая сумма материала – 12 000 рублей)

Поддержка проекта

Вы можете поддержать сбор средств по этой ссылке.

Важная информация

• Действия добровольцев в Мошьюге начались еще в 2022 году
• Работы включают в себя консервацию колокольни Церкви Собора Пресвятой Богородицы
• Колокольня построена в 1884 году без использования гвоздей

Надпись на колокольне

Созижду Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее

Трудничество

Трудничество – это вид деятельности людей, помогающих при православных монастырях или храмах добровольно и безвозмездно. Волонтерское движение Милосердие в Нижнем Новгороде предоставляет помощь возрождающимся храмам и монастырям Нижегородской области.

Участие в труднических поездках

• Волонтеры можем ездить на помощь в храмы в выходные дни
• Возможны поездки с ночевкой
• Волонтеры обеспечиваются питанием и проживанием

Значение волонтерской помощи

• Волонтеры встречаются с культурой и историей Нижегородского края
• Помогая в деревенских храмах, волонтеры привлекают местных жителей к заботе о храме
• Местные жители начинают оказывать помощь и начинают ценить свои исторические места

Поддержите инициативу Общее Дело. Возрождение деревянных храмов Севера и внесите свой вклад в сохранение культурного наследия России.

Восстановление Храмов и Монастырей: Духовное дело и возможности участия

Важность общения и духовного роста

Один из ключевых моментов – это живое общение между волонтерами на поездках: они знакомятся, помогают друг другу, делают общее дело, находят друзей и единомышленников.

Дело восстановления храмов

Восстановление храма Божия – это прежде всего дело духовное, подвиг христианской веры. Для успеха в этом предприятии требуется духовная работа над собой и усердная молитва к Господу.

Цитаты и молитвы

Из Евангелия от Иоанна и молитв о строительстве храма подчеркивают важность духовной составляющей при возрождении святынь. Протоиерей Андрей Ефанов также говорит о важности веры и молитвенной жизни.

Участие и формы помощи

1. Оказать посильную помощь:

   • Собрать и передать инструменты, строительный материал, бытовую технику.
   • Собрать и передать продукты для монастырей.
   • Осуществлять разовые поездки в храмы и монастыри.
   • Предоставить автобус для крупных поездок.

2. Стать волонтером:

   • Участвовать в труднических послушаниях.
   • Организовывать поездки и сопровождать других волонтеров.

Контакты

Шляпин Александр
Телефон: 419-33-07
Мобильный: 8-908-234-18-14

Помогите возрождать святыни России вместе! Отблагодарите Бога через участие в этом благом деле.

Духовная поддержка и просветительские беседы о православной вере

С волонтёрами во время поездок, помощь в подготовке к исповеди и Причастию.

БЛАГОДАРИМ всех волонтеров, благодетелей и просто неравнодушных людей ЗА ЛЮБУЮ ВАШУ ПОМОЩЬ, ПОДДЕРЖКУ, ОДОБРЕНИЕ! Слава Богу, что ВЫ есть — помощники, которые делятся своей любовью, добротой, теплом, временем с ближними.

КООРДИНАТОР проекта Возродим святыни России

Примеры участия волонтеров в проекте:

“Дорога поисков силы и смысла жизни изложена в замечательной поэме Русский Крест, написанной светлым и певучим языком. Это жизнь всех нас, погибающих в безверии, и из руин возрождающихся”.
— Схиархимандрит Илий (Ноздрин)

Прочитать поэму “Русский Крест” автора Николая Мельников можно по ссылке: ссылка

Как сельская учительница восстанавливала храм: ссылка

2 Июня 2023 г.

На вопросы журнала “Охраняется государством” (№2, 2023) ответил и.о. председателя Финансово-хозяйственного управления Московского Патриархата иеромонах Никандр (Пилишин).

— Что делает Финансово-хозяйственное управление в области реставрации старинных храмов?

— Мы занимаемся вопросами сохранения храмов, которые являются объектами культурного наследия. Наша главная обязанность — это, во-первых, вести реестр таких храмов, во-вторых, содействовать выделению средств на их сохранение из бюджетов различных уровней — федерального, областного, городского, муниципального, если есть такая возможность у регионов. В-третьих, мы активно участвуем в различных законотворческих проектах, которые связаны с совершенствованием системы нормативно-правовых документов по сохранению культурного наследия. Наконец, есть новые виды работы, например, сейчас в государственной программе Развитие культуры появилось такое направление, как консервация храмов, и Святейший Патриарх Кирилл лично содействовал тому, чтобы это стало возможным: обращался к Президенту России. Конечно же, вопросы экспертизы тоже очень важны. Поскольку 73-й Федеральный закон отчасти может входить в небольшую коллизию с существующими градостроительными нормами, мы пытаемся эти разночтения — пока в ручном порядке, с помощью представителей Главгосэкспертизы — урегулировать: чтобы проекты соответствовали принципам историко-культурной экспертизы и при этом к ним не было вопросов с точки зрения градостроительного законодательства.

— Вы эти вопросы курируете по всей территории страны?

Развитие культурного наследия: интервью с представителем Церкви

Современное развитие культурного наследия в России включает в себя не только восстановление старинных храмов, но и сохранение их значения для будущих поколений. В это интервью мы обсудим важность реставрационных работ и финансирования проектов по сохранению национальной культурной истории.

— Да, в том числе и на новых территориях. Последний наш опыт — это вопросы, связанные с сохранением культурного наследия Крыма и новых четырех регионов Новороссии. Святейший Патриарх обратился к министру культуры России Ольге Любимовой с тем, чтобы храмы на новых территориях учитывались при формировании бюджета госпрограммы Развитие культуры, чтобы в скорейшем времени была проведена работа по инвентаризации и включению их в общероссийский реестр памятников. Поэтому всем этим мы тоже занимаемся.

— А что такое реестр храмов, который Вы упомянули?

Мы ведем реестр тех объектов, которые были профинансированы благодаря включению их в список Святейшего Патриарха и выделению на них средств из федерального бюджета по различным госпрограммам.

— Ведет ли Церковь статистику: сколько старинных храмов восстановлено в России за последние годы?

С 2009 по 2023 год были проведены проектные, противоаварийные, консервационные работы и научная реставрация более чем на 600 храмах — объектах культурного наследия. Конечно же, не все они были сданы под ключ, где-то проведены только проектные работы, где-то работы были выполнены частично, например замена кровли или ремонт фасада, но так или иначе на 600 объектов культурного наследия были направлены средства из федерального бюджета. Я считаю, что это большая цифра. Это ведь только по церковному разделу госпрограммы, не учитывая тех средств, которые Министерство культуры РФ выделяет самостоятельно, например, на реставрацию Соловецкого монастыря, Новодевичьего монастыря или других храмов, которые финансируются без учета позиции ФХУ.

— Вот прямо-таки — без учета?

Мы сейчас говорим о разделе по реставрации, который в госпрограмме Развитие культуры числится под номером 3. Это объекты культурного наследия, которые находятся в собственности религиозных организаций или Российской Федерации; список объектов, которые попадают в этот раздел, формируется ФХУ и благословляется Святейшим Патриархом. А по другим разделам Минкультуры РФ самостоятельно выделяет финансирование. Заключен меморандум между ФХУ и Министерством культуры, по которому мы взаимодействуем только в рамках третьего направления. Есть еще раздел госпрограммы Историческая память, в котором тоже финансируется реставрация объектов культурного наследия религиозного назначения. К этому направлению нас привлекают иногда как экспертов для совместного поиска решений.

— Как отбираются объекты, которые Церковь просит включить в госпрограммы по реставрации?

— Ежегодно мы проводим мониторинг, каждая епархия присылает нам заявочный лист, в котором указывает все объекты, которые соответствуют требованиям госпрограммы (решены все имущественные вопросы, оформлены необходимые документы и проч.). Мы просим, чтобы правящий архиерей ранжировал эти объекты по насущной необходимости для конкретного региона. Если он считает, что в этом году такой-то храм в таком-то городе более других нуждается в реставрации, мы соглашаемся с этим, потому что архиерею на месте виднее. Это уже давно отработанная практика: мы, учитывая мнение правящих архиереев на местах, формируем этот список, направляем его Святейшему Патриарху, и он его рассматривает, вносит при необходимости коррективы и одобряет.

Чем руководствуются правящие архиереи? Конечно, как правило, насущностью. Позиция наша такая: в первую очередь мы сохраняем те объекты, где уже существуют общины, где есть религиозная жизнь. Безусловно, очень важно сохранять храмы в полях и в лесах, от этой проблемы мы не открещиваемся, она насущна. Но если мы сравниваем храм, где уже ведется богослужение, где есть священник и община, с храмом, который стоит в поле и вокруг него несколько вымерших деревень, нет дорог, нет электричества, нет коммуникаций, — предпочтение отдается «живому» объекту. Безусловно, мы должны стремиться сохранить и труднодоступные объекты, собственно говоря, для этого и открыто в госпрограмме новое направление по консервации, но должно быть все-таки и рациональное использование средств. Как бы ни было это печально, пока мы не решим комплексно вопрос развития территорий и возвращения человека на землю, в сельское хозяйство, мы не решим вопрос сохранения храмов в регионах.

— А может Церковь обратить внимание государства на недействующий храм?

— Конечно, и такие примеры есть, мы всегда стараемся это делать во взаимодействии с епархиями. Например, к Святейшему Патриарху обращаются жители, просят обратить внимание на какие-то особо значимые для них объекты. Мы тогда связываемся с епархией и просим, чтобы они озаботились о правовом статусе и жизни этого храма. То есть если мы просим государство выделить деньги на его сохранение, то должно быть и движение в епархии: например, храм приписывают к действующему, назначается священник, который начинает его окормлять. Если мы говорим о руинах, то может применяться подход музеефикации. Недавно в Калининградской области в замке Бранденбург был подобный опыт. Если храм сохранить как таковой не получается в настоящее время, то мы должны сделать все, чтоб память о нем обязательно жила.

— Церковь восстанавливает храмы и монастыри и на собственные средства, на пожертвования. Много ли таких храмов по сравнению с теми, что восстанавливаются за счет бюджетных средств?

— Если говорить о восстановлении храмов и монастырей на собственные средства либо на привлеченные средства жертвователей, то, как правило, речь здесь идет о текущем ремонте или поддержании храма в рабочем состоянии. Конечно, в епархиях есть примеры, когда восстанавливались аварийные храмы или возрождались разрушенные практически до основания. Но это все же пока не имеет массового характера, поскольку это очень дорогостоящая история и найти в регионах средства, чтобы направить их на научную реставрацию, очень сложно. На местах основные усилия связаны с консервацией и с противоаварийными работами. Сейчас набирает большой оборот волонтерское движение, формируются отряды из студенчества и из инициативных людей, их курируют инженеры и архитекторы-реставраторы. Они выезжают как раз в заброшенные храмы, производят расчистку, удаляют деревья с кровли, забивают двери и окна, чтобы не мародерствовали, косят траву вокруг, чтобы не было пожаров. Сохраняют до лучших времен, когда вернется туда жизнь. Очень интересный опыт в этом есть у ребят из молодежного движения Рыбинской епархии «Преображение». Ставим их в пример другим регионам. Но в целом, если сравнивать количество храмов, которое было отреставрировано и сохранено за счет федерального бюджета и за собственные и привлеченные средства на местах, — это совершенно несоизмеримые цифры.

— То есть в основном все-таки бюджетные средства?

— Да, конечно. Слава Богу, что есть и на федеральном уровне госпрограмма «Развитие культуры», и в Москве несколько городских программ. Они покрывают значимый процент от необходимого объема сохранения объектов культурного наследия религиозного назначения, но, конечно, не все нужды. Не покрывают, потому что есть проблемы и с реставрационной отраслью: элементарно не хватает инженерных кадров, каменщиков, специалистов по деревянному зодчеству. Сейчас найдена некая золотая середина, когда в рамках выделяемых лимитов все-таки удается сохранять особо значимые объекты. И я надеюсь, что в будущем мы увидим какую-то новую программу, которая сможет решить основную массу проблем.

— Вы отчитываетесь о ходе всей этой работы перед Святейшим Патриархом Кириллом?

— Да, это так.

— Уместно ли спросить, каково его личное восприятие темы сохранения культурного наследия?

— Это уместно рассказать, потому что на самом деле та активная деятельность по сохранению культурного наследия, которая нами ведется, — это благодаря личному участию и беспокойству Святейшего Патриарха Кирилла. Мы ежеквартально отчитываемся перед ним о ходе реализации программы, о том, как осваиваются средства, какие возникают проблемы. Если где-то мы, допустим, столкнулись со сложностями в ходе реставрации, то даем отчет Святейшему по этим объектам ежемесячно. И это абсолютно не формальный отчет: Святейший регулярно сам нас спрашивает, интересуется, мы видим, что у него есть обеспокоенность о невозможности, к сожалению, сохранять те храмы, где нет жизни в настоящее время. Он побуждает и правящих архиереев, и верующих людей к сохранению таких храмов, но пока этот вопрос комплексно не решается. Я считаю, что здесь должна быть консолидация и государства, и Церкви, и общества. Пока мы все вместе не осознаем, что нам нужно не только большие города развивать, но и малые города, и в особенности сельскую местность, мы не сможем сдвинуться с этой точки. Но у Святейшего — и это я не для красного словца говорю — есть реальная обеспокоенность и личное участие в сохранении храмов, которые являются культурным наследием. Это касается как крупных проектов, так и региональных. Сейчас идет комплексная реставрация ансамблей Новодевичьего, Донского монастырей, Крутицкого подворья, Иоанно-Предтеченского монастыря в Москве. Святейший нам прямо пишет резолюции: следить и докладывать регулярно, и мы должны эти объекты сохранить и провести на них высокого качества научную реставрацию.

— То есть не вы ему о реставрации напоминаете, а, наоборот, он вам?

— Бывает, что Святейший Патриарх сам указывает на конкретные объекты, потому что у него есть несколько источников информации, к нему обращаются люди. В основном реставрация ведется в центральной части России, хотя у нас сейчас в работе несколько объектов в Тобольске, за Уралом. Но в основном, конечно, речь о тех регионах, где большое количество объектов культурного наследия. Кстати, это тоже один из критериев отбора для госпрограммы: региону, в котором объектов несколько сотен, конечно, мы будем отдавать предпочтение перед тем, где, допустим, пять-шесть объектов. Просто из тех соображений, что богатый наследием регион требует больше внимания.

— Часто приходится слышать, будто современные нужды практического богослужения входят в некое противоречие с принципами и методами научной реставрации.

— А потом начинает штрафовать за их несоблюдение.

Например, сейчас в Церкви ведется большая работа по оцифровке сохранившихся храмов. Есть понимание, что, к сожалению, мы не сможем успеть сохранить все объекты. Какие-то разрушатся, и нам нужно зафиксировать их облик, их расположение на местности. Если это деревянный храм, то хотя бы пронумеровать бревна сруба: если храм разрушится, можно будет его собрать. Если целы основные конструктивные части, то просто жизненно необходимо провести лазерное сканирование, чтобы можно было храм иметь в базе данных и со временем его восстановить. Все это нужно делать: если мы не можем физически сохранить объект, мы обязаны хотя бы в памяти его сохранить и понять, чем руководствовались наши предки, когда строился тот или иной храм именно в этой местности.

— Деревянные храмы часто предлагают переносить в музеи или в ближайшие населенные пункты, где можно организовать приход. Но при этом храм теряет связь с историческим местом, с природным окружением, да и риск утраты подлинника при переносе высок. Каково Ваше мнение?

— Конечно, существует такая практика. И в законодательстве предусмотрена такая возможность — с разрешения Правительства Российской Федерации, с обоснованием и сохранением статуса объекта культурного наследия. Но перенос деревянных храмов я бы рассматривал как крайнюю меру, когда уже нет никакой другой возможности и надежды сохранить их на месте. У нас, к сожалению, не накоплен большой опыт, не отработан механизм переноса храмов. А ведь можно раскатать и не собрать, случаи такие есть, например, в Белозерске. Поэтому прежде чем принимать решение о переносе, нужно досконально изучить состояние памятника, историю и технологии его строительства, провести обследования, составить картограммы. И только после всего этого можно, привлекая специалистов, у которых есть опыт такой работы, приступать к переносу. Но это должны быть единичные случаи и очень тщательная работа — чтобы не нанести больше вреда, чем есть сейчас.

— В последнее время стало меньше сигналов о том, что приходы — возможно, с благими намерениями, но все же искажают памятники архитектуры: сооружают пристройки, применяют современные материалы, нарушают исторический облик. Для борьбы с этим создавали институт епархиальных древлехранителей. Сегодня у Церкви есть возможность контролировать, что происходит в каждом приходе?

— Во-первых, благодаря Патриаршему совету по культуре ежегодно проходят собрания древлехранителей епархий, где мы обсуждаем реальные ситуации, которые возникают на местах. Представители епархий делятся опытом и сложными моментами. Мы в свою очередь рассказываем о новых требованиях законодательства, о сложностях и о коллизиях, которые возникают в работе. Конечно, институт древлехранителей снял большую часть напряжения, которое было до этого.

В большинстве случаев то, о чем вы говорите, вызвано не то чтобы непониманием, а скорее невозможностью провести реставрацию в должном виде. Сам уровень жизни общины сельского храма, к сожалению, не позволяет это сделать финансово. Мы, безусловно, предпринимаем все возможные меры во избежание ошибок при самостоятельной реставрации: от консультаций до осмотров с выездом в регионы. Если есть какие-то сложности, стараемся останавливать, предостеречь священника и прихожан от необдуманных действий. И искать выход из ситуации, привлекая государство, региональные и городские власти, фонды, благотворителей. Пытаемся найти все инструменты, лишь бы помочь, найти такой путь, в рамках которого можно и поддерживать состояние объектов, и избегать ошибок, которые невозможно исправить. Конечно, не может идти речи ни о каком новом строительстве на памятниках архитектуры, об искажении их облика.

С материалами, конечно, есть сложности, особенно в связи с современными реалиями. Но в общем и целом, слава Богу, каких-то вопиющих случаев, которые были бы в повестке дня средств массовой информации и государства, у нас сейчас на местах нет.

Хочу отметить: в рамках подготовки священников, которые могут стать настоятелями храмов, в духовных семинариях ввели специальную дисциплину. Все будущие священники в обязательном порядке в течение года изучают и законодательство о культурном наследии, и что такое эксплуатация, и как провести реставрацию. И мы ведь сохраняем не только здание — мы помним о культурном наследии, которым являются иконы и предметы церковной утвари: их тоже нужно описывать, вести реестр, обеспечивать сохранность, пожарную безопасность и т.п. Слава Богу, что мы к этому пришли. Для священников уже рукоположенных, служащих проводятся по епархиям семинары для настоятелей храмов. С ними ведется работа и епархиальными юристами, и древлехранителями с привлечением разных специалистов из региона. Эта система направлена именно на то, чтобы минимизировать риски для культурного наследия, уйти от намеренной либо неосознанной ошибки.

— Вернемся к заброшенным храмам. Существует ли у Церкви особая программа по их восстановлению? Ведется ли их учет? Сколько их вообще?

— Этим занимается также Патриарший совет по культуре, именно созданием реестра аварийных и руинированных храмов. В настоящее время это не менее семи тысяч храмов, которые являются руинами или находятся в аварийном состоянии и требуют острого и скорого внимания.

Безусловно, насущная задача правящего архиерея, который знает свою епархию лучше, чем мы в Москве, — развивать церковную жизнь таким образом, чтобы можно было привлечь внимание к этим храмам. То есть, допустим, в регионе формируется список руинированных храмов, они закрепляются за действующими приходами, и общины начинают о них заботиться: выезжают, проводят субботники, уборки территории, богослужения. Ведут информационные кампании, ищут благотворителей. Только так. Если руинированный храм не будет прикреплен к действующему, то с пустого места, с нуля восстановить его — в современных реалиях очень сложно.

— Не могу в этой связи не вспомнить о том, что называют «церковной реституцией». С одной стороны, мы говорим о тысячах заброшенных храмов, на которые не хватает средств и сил. С другой стороны, Церковь сама пытается увеличить свою ношу.

Слава Богу, сегодня мы созрели для таких «взрослых» взаимоотношений с музейным сообществом, когда конфликтов не возникает ни в крупных городах, ни в крупных музеях-заповедниках.

— В 1990-е годы в Москве и других городах началось воссоздание уничтоженных церковных святынь. Однако массовым явлением это все же не стало. В чем, на Ваш взгляд, причина?

Сейчас принято такое решение: там, где возможно восстановить храм, он восстанавливается. Например, на Остоженке уже идет подготовка к восстановлению храма Воскресения Христова у Зачатьевского монастыря. И место свободно, и есть готовность и желание общества, и есть средства, и есть люди, которые готовы восстановить этот храм. Прекрасный пример восстановления разрушенной исторической среды.

Там, где нет возможности восстановить святыни, принято решение об установке памятных досок или небольших часовен, которые отметят это место ради преодоления исторической несправедливости. Эта работа ведется не формально, проводятся постоянные консультации, изучение мнения общества. Мы же храмы восстанавливаем для людей, и всегда должно учитываться их мнение. Ну и физическая возможность восстановления должна изучаться — в каком виде тот или иной храм может быть восстановлен.

— Помимо работы в ФХУ, Вы являетесь настоятелем старинного московского храма святого Власия в Староконюшенной слободе. Расскажите о его предстоящей реставрации.

— Специалистами ЦНРПМ разработан проект реставрации фасадов, в ближайшее время мы приступим к работе. Было принято считать, что здание четверика храма датируется 1644 годом, но при обследовании и анализе исторических данных реставраторами был выявлен небольшой фрагмент кладки, который свидетельствует о более раннем строительстве, вплоть до XVI века. Надеюсь, в процессе производства работ мы это подтвердим.

Во внешнем облике храма перемен не ожидается. Очень долго обсуждалось колористическое решение, его можно было восстановить на разные периоды, но в итоге было принято и согласовано Мосгорнаследием решение, что оно будет восстановлено в том виде, в каком было сделано при последней реставрации в советское время. То есть три этапа строительства обозначат три разных колористических решения.

Мы планируем восстановить росписи внутри храма. К сожалению, не сохранилось ни описаний, ни фотографий, как они выглядели. Здесь очень сложная задача, потому что нужно в едином пространстве увязать четверик XVII века и трапезную XIX века, чтобы не было диссонанса. Будем обращаться, конечно, к мастерам, чтобы проект был органичным и служил примером того, как в современных условиях, сохраняя историческую идентичность, можно провести научную реставрацию хорошего уровня.

— Поэтому мы и хотим сохранить эту традицию и не уходить от этой эталонности.

Беседовал Константин Михайлов

Это истории читателей из Сообщества. Собраны в один материал, бережно отредактированы и оформлены по стандартам редакции

Историческое наследие может не дождаться, когда власти его отреставрируют.

Поэтому часто этим занимаются добровольцы. Мы уже рассказывали, как наши читатели восстанавливают многовековые усадьбы, памятники деревянного зодчества, а также печь и плитку в обычном жилом доме. Для них важно заниматься этим и подавать пример окружающим. Вот еще две истории читателей Тинькофф Журнала.

«Мы смогли превратить заброшенные руины в место, куда хочется приходить»

С чего все началось. Я родом из . Мой интерес к городской среде и первые знания в этой области появились благодаря блогу Ильи Варламова и каналу «Город для людей» урбаниста Аркадия Гершмана. Я увлеченно смотрел их еще со школы, восхищался общественными пространствами в странах Скандинавии и Балтии — аккуратными, продуманными до деталей, доступными для различных людей.

Еще я видел в роликах примеры безбарьерных остановок общественного транспорта, удобных пешеходных улиц, качественной велоинфраструктуры. Это сподвигло меня стать транспортным активистом.

В девятом классе я впервые узнал о сохранении исторической застройки в видео Варламова. Он рассказывал, что обветшалые здания в историческом центре можно преобразить в ухоженные и милые домики, где будет кипеть жизнь. До этого я практически не бывал в старом городе , только проезжал мимо разрушающихся домов и не понимал, насколько это ценно и что можно помочь их сохранить.

После просмотра ролика проснулось желание менять. Мне захотелось красоты, ухоженности домов и жизни в них. Я мечтал увидеть приятный старый центр города, как в развитых странах мира. Еще я хотел добиться изменений в городской среде, например новых пешеходных переходов и широких тротуаров.

Тогда вместе со знакомым я решил создать в «Телеграме» сообщество «Улан-Удэнский урбанист», куда присоединились 30 человек. Все они обычные горожане, которые хотят узнавать о городской среде. Теперь сообщество называется «Uubanistica — », в нем больше 170 подписчиков, и я продолжаю регулярно его вести.

В канале я рассказываю о способах сделать более зеленым и благоустроенным городом с качественным общественным транспортом и безопасными улицами. Например, будет здорово подсвечивать ночью пешеходные переходы, чтобы снизить количество аварий, создавать выделенные линии для автобусов и не стоять в пробке в час пик.

Сейчас я учусь на третьем курсе в иркутском университете по программе «Градостроительство». Еще я и с 2022 года работаю в транспортной лаборатории своего вуза.

На мой взгляд, общественный транспорт должен быть основным средством передвижения, поскольку в городе просто не поместится масса автомобилей. освобождать для машин еще больше места, от населенного пункта останутся лишь дороги и парковки.

К городской транспорт позволяет в условиях ограниченной площади перевезти в больше людей, чем личный автомобиль. Я помогаю делать его доступнее — начал с одной трамвайной линии , которую хочу избавить от заезжающих на нее машин. этого трамваи могли простаивать до 20 минут в час пик. Как общественник, я обратился с этой проблемой в депо и попросил оградить линию от авто. Еще писал посты в своем телеграм-канале, ходил в городской комитет по транспорту.

В итоге депо заказало разработку решения для этого проблемного участка, и так удалось уменьшить пересечение трамваев и автомобилей. За одну ночь поставили пластиковые заградители, сформировали будущий вид перекрестка, нарисовали дорожную разметку и наземные пешеходные переходы, установили дорожные знаки, разделили потоки машин. Как результат, трамвай перестал стоять.

Сейчас вместе с транспортной лабораторией моего университета я занимаюсь вторым участком трамвайной линии, по которой ездят машины. Мы разрабатываем проект, чтобы отделить рельсы от дороги бордюром и при этом не создать большую пробку.

Еще я привлекал постами внимание к пешеходной среде, потому что в городе и с ней большие проблемы. В одном месте тротуары узкие, их совсем нет. Есть участки без пешеходных переходов, где люди все равно перебегают дорогу, потому что до ближайшего светофора далеко. Я обращался к городскому комитету по транспорту, но пока удалось немного расширить лишь один тротуар в центре.

Как стал волонтером. В мае 2022 года я узнал о проекте сохранения исторических домов «Старый город»

и решил к нему присоединиться. Я написал куратору Аюне Пивоваровой, что готов им помочь как местный урбанист.

Я выступил на межрегиональной конференции «Социокультурные инициативы в сохранении культурного наследия», которую проводил «Старый город», и после этого вступил в команду. Меня мотивировало участвовать то, что исторический центр с его деревянными усадьбами — это место, где зарождался город и его жизнь.

Дома несут историю, которую нельзя безвозвратно потерять.

В них намного больше красоты, чем во всех современных зданиях . Над ними работали с любовью, создавали много деталей: наличники, резные узоры, карнизы. Еще мне нравится само дерево, потому что у него красивая текстура.

В части домов продолжают жить люди — от безысходности, пробует развивать там бизнес. Некоторые здания кажутся пустыми и заброшенными, но на самом деле на одном этаже могут ютиться три семьи.

Мне больно видеть, как разрушается и не ценится это богатство. Многие люди называют дома бараками, хотя те ими никогда не были. назад здесь жили обеспеченные купцы, строили доходные дома для сдачи квартир в аренду. Здания были качественными и хорошими — с высокими потолками, просторными комнатами и большими окнами.

Но оказалось сложным доносить жителям и чиновникам, что эта обветшалая историческая застройка имеет ценность. Некоторые не понимают, зачем она нужна, и предлагают снести.

Я участвую в команде как волонтер-визуализатор. Помогаю создавать городских проектов, чтобы показать жителям и чиновникам, как мы хотим преобразить дома и руины и создать новые общественные пространства для отдыха. Важно демонстрировать не просто чертежи, а картинку того, что мы хотим сделать, — тогда люди лучше это представят и повысится шанс, что идею одобрят.

Чего удалось добиться. Я участвовал в двух проектах «Старого города». В одном из них мы работали с руинами у Центральной городской библиотеки на улице Ленина, 17. Там оставалась только часть кирпичных стен, и за годы все заросло и покрылось мусором. Место находилось в запустении, пока весной 2023 года мы не придумали, как его оживить.

«Старый город» выиграл грант в Президентском фонде культурных инициатив на благоустройства этого двора. Архитекторы команды разработали проект, а я сделал визуализацию, как он будет выглядеть. Планировалось засыпать землю гравием, установить простую мебель из палет и из материалов смастерить сцену и скамейки. Администрация города согласовала проект и поддержала работы.

С середины июня 2023 года шла работа на площадке. Волонтеры расчистили территорию, администрация сделала покрытие, помогла провести электричество. Вместе собрали из палет мебель и покрасили ее, высадили цветы, установили фонарики, повесили гирлянды. На всю работу — от задумки до результата — ушло два месяца. Проект стоил около 600 000 ₽, что не очень много для такого пространства.

В 2023 году ребята также отреставрировали двор у независимого книжного магазина «Калашников» в двух минутах от библиотеки и начали работать с каменной аркой на Свердлова, 10.

1 июля мы открыли фестиваль «Новые краски старого города» вместе с мэром и провели его в трех локациях — двух дворах и у реставрируемой каменной арки. На мероприятии было чаепитие, мастер-классы, ярмарка, лекторий, квизы и квесты. Люди, идущие по улице, останавливались, смотрели, подходили. В тот момент я почувствовал, что город живет, в нем не скучно и есть что делать.

Когда фестиваль закончился, горожане спрашивали в соцсетях, где найти эти пространства, там провести фотосессии. Мы смогли превратить заброшенные руины в место, куда хочется приходить.

Сейчас «Старый город» организует в двух дворах разные мероприятия — например лекции, ярмарки или бранчи с учеными. Горожане приходят участвовать, иногда с детьми. Все анонсы публикуются в группе проекта во «Вконтакте».

Больше всего волонтеры вложили сил в косметический ремонт усадеб в старом центре. Весной и осенью организаторы объявляли акции по покраске домов в соцсетях, и к ним присоединялись добровольцы из организаций с лицензиями на работу с объектами культурного наследия.

Команда «Старого города» проводила все необходимые согласования, разрабатывала проекты ремонта фасадов, получала согласие от собственников жилья. Работы поддержал комитет государственной охраны объектов культурного наследия.

На февраль 2024 года удалось отремонтировать 25 объектов в и Кяхте в 240 км от столицы региона. Волонтеры покрасили все усадьбы, где это требовалось, и сейчас ведутся только реставрационные работы. Так, продолжается реставрация дома купца Розенштейна на Свердлова, 10 после начатых работ по реставрации крыши, фасада и каменной арки усадьбы.

Работы ведутся на выигранный грант Фонда президентских грантов. Еще на эти деньги ребята организуют выставки современного искусства и музейную экспозицию по следам историко-этнографической экспедиции в старом городе.

К сожалению, обо всех очных мероприятиях я знаю из личных рассказов волонтеров и соцсетей проекта. Мне не удалось побывать на акциях. Каждый раз, когда ребята собирались на покраску очередного дома, я был в Иркутске на учебе. Но у меня есть мечта — реконструировать все каменные арки, потому что их не обслуживали и они обветшали. Когда это удастся, арки украсят город и могут стать достопримечательностями. После окончания магистратуры планирую вернуться в .

Моя занятость в проекте зависит от сезона. Например, зимой деятельность «Старого города» затихает, сейчас я практически не участвую. В самые активные периоды весной и летом я мог потратить на волонтерство в неделю.

Как можно присоединиться. На мой взгляд, «Старый город» объединил всех местных активистов, кому небезразлична городская среда. Сейчас в команде организаторов костяк из 20 человек, а всего в проекте участвовали больше тысячи волонтеров.

Если вы хотите сделать город лучше и стать добровольцем, можно написать по контактам в группе во «Вконтакте». Даже если акций по восстановлению домов пока не планируется, ребята всегда рады помощи на просветительских мероприятиях, например лекциях, фестивалях. Каждому желающему смогут подобрать занятие в зависимости от того, что ему интересно и что он знает.

Я стал волонтером, потому что хочется показать горожанам пример, как можно в историческую застройку вдохнуть жизнь, а не только снести ее и забыть. Я уверен, что судьба города в руках его жителей — именно они могут сделать лучше.

«Хочется, чтобы жизнь вернулась в села и деревни»

С чего все началось. Я живу в Москве и преподаю историю культуры в лицее. В студенчестве в годах моя однокурсница и подруга интересовалась городской архитектурой, и благодаря ей я тоже начала подмечать красоту вокруг.

В те годы я узнала об архитекторах-реставраторах, которые добровольно восстанавливали храмы в Подмосковье. Ведь в советское время многие церкви и монастыри переоборудовали в хранилища, в некоторых появлялись даже камеры для заключенных. Уцелевшие храмы лишились части ценных икон, колоколов, декоративных элементов. Архитекторы-волонтеры приглашали всех желающих помочь расчищать и реставрировать церкви — приходило много светлых, увлеченных молодых людей. Я чувствовала, что мне важно к ним присоединиться.

Как стала волонтером. Мы много ездили по подмосковным храмам. Я знакомилась с любящими свое дело людьми и, общаясь с ними, училась видеть подлинную красоту церковной архитектуры. Их интерес и трепетное отношение к памятникам передавались и мне.

Вспоминаю, как мы приехали в село Остров, где находится храм Преображения Господня 16 века, и начали убирать мусор. Мы поднялись на самый верх и оказались внутри необыкновенного шатра, где ютилась стая птиц. Открывшаяся передо мной картина надолго запала в душу. Я поняла, что хочу заниматься восстановлением памятников. Начинаешь любить, ощущать и видеть, когда ты вкладываешь частичку себя. Это я называю волонтерством.

Через церковную архитектуру я пришла к вере. Полюбила петь в церквях — голос в них слышится : льется, отражается от сводов и будто наполняет все пространство. В храме в Острове я спела после нашей уборки и почувствовала, будто в церковь вдохнули жизнь.

Много лет позже, когда я уже окончила институт и у меня родился ребенок, начала преподавать детям историю культуры и ближе познакомилась с деревянным зодчеством. Также вела у студентов курс о деревянной архитектуре. Однажды благодаря выпускнику, ставшему архитектором, я познакомилась с основательницей фонда «Вереница»

На первую встречу Рита пришла ко мне домой. Я узнала, что она преподает в школе, любит Русский Север и особенно то, как эти края описывал детский писатель и поэт Юрий Коваль. Рита объединила команду архитекторов, реставраторов и просто неравнодушных людей, которые каждый год ездят в села и деревни и стараются не дать разрушиться еще сохранившимся шедеврам архитектуры.

Я поняла, что мы с Ритой близки по мировоззрению и отношению к людям. С тех пор мы уже пять лет работаем вместе в отрядах.

На 2024 год фонд занимается 20 объектами: церквями, часовнями и несколькими ценными гражданскими зданиями — среди них пожарная каланча 1912 года в деревне Березник, дом богатого крестьянина Осипа Буракова 19 века. За это время мы восстановили три памятника деревянного зодчества и стремимся дальше делать все, что в наших силах.

Иногда мы узнаем о деревянных церквях и других старинных постройках от местных жителей, которые обращаются за поддержкой: одним с такими работами не справиться. Часто архитекторы-реставраторы просят заняться объектом, так как его состояние близко к обрушению. Также мы сами в фонде решаем, за тот или иной объект, когда видим, что он может исчезнуть.

Карта с объектами «Вереницы»

После выбора объекта архитектор готовит противоаварийный, ремонтно-реставрационный или реставрационный проект, оформляет его и подает в госинспекцию — там проверяют и дают разрешение. Так как деревянных памятников много, стараемся ежегодно работать с каждым из них. Мы не можем заниматься лишь одним храмом и остановить восстановление остальных — они просто рухнут. Поэтому делаем на каждом из объектов то, что наиболее необходимо.

Например, во время одной смены ремонтируем крышу в одной деревне, во время второй — устанавливаем причелины

и корим бревна у храма в другой деревне. Если участвует много людей и специалистов, можем одновременно работать на нескольких объектах. Зимой команда фонда планирует график на следующий год.

Восстановление храма — небыстрое дело. За это время мы успеваем познакомиться и подружиться с местными жителями, затем они также вовлекаются в работу. Жизнь в селе не должна угасать — порой можем поставить даже спектакль для ребятишек. Эти дети вырастают и затем сами помогают нам в работе. Между добровольцами и жителями возникают теплые отношения, а реставрируемая церковь становится духовным центром села, точкой притяжения.

Возле нашего Никольского храма в деревне Гридинская есть кладбище, и на Троицу и в другие дни туда приезжают почтить родных. Когда помогаю в храме, всегда говорю людям: «Если вы хотите, чтобы мы послужили, вспомнили имена ваших родных, приходите», — и они присоединяются. Часто рассказывают о своих родственниках и о том, что здесь жили, для них это тоже важно. Церковь оживает и снова собирает людей внутри себя.

Наши смены длятся , в зависимости от того, какие работы предстоят, — обычно по Волонтеры приезжают на то время, какое могут, главное — заранее предупредить о возможностях. Проживание тоже организовано : в нескольких деревнях селимся в домики на человека, летом иногда живем в палатках.

Едим мы вкусно. Я люблю вставать рано и готовить всем завтраки: варю каши, заворачиваю их в одеяло, как в детстве делала мама, чтобы еда оставалась теплой. Еще в деревнях нас всегда ждет местная картошка, и мы с удовольствием жарим к ней рыбу. Рита любит готовить борщи. Летом продумываем блюда на десятерых человек и больше, зимой — на трех-пятерых. Стараемся покупать все продукты в сельских и деревенских магазинах, чтобы поддерживать местных жителей.

Традиционно вечерами после работы собираемся на ужин и топим баню — в одном селе даже построили ее. Во время трапезы поем и греемся у печи, если приезжаем зимой.

Для каждого добровольца у нас находится дело. С одной девушкой мы продумывали конструкцию, которая защитит крыльцо храма от осадков. А наш 76-летний волонтер Николай Васильевич ремонтирует крыши волонтерских домиков, ставит леса и берет на себя другие высотные работы. Я сама вымывала старые окна и стены от грязи, косила и убирала сено. Еще волонтеры расчищают пол и стены от мусора и наслоений грязи, готовят доски для обшивки, топят печку в доме.

Я люблю приезжать на север — мы одновременно трудимся и отдыхаем душой

Мы не всегда знаем, когда завершится реставрация и собраны для этого деньги, хотя всегда стараемся, чтобы это получилось. Когда у храма есть крыша и он очищен от мусора, в него приходят молиться жители и он уже начинает жить.

Ценно, что волонтеры объединяются с местными жителями. Мы привозим книги в сельские библиотеки, одежду для детей и взрослых. Еще обращаемся к местным властям, чтобы помочь деревням и селам. Так, вместе с жителями деревни Гридинская в Архангельской области писали письма с просьбой пустить автобус, чтобы хоть раз в неделю он заезжал в деревню. Это получилось.

К нашим волонтерским выездам присоединяются молодые творческие ребята из разных городов. Местные жители видят вокруг себя много воодушевленных людей, чего раньше не было. На наши мероприятия и работы также приезжают уроженцы, которые давно не живут в деревнях, но знают свои корни.

В такие тяжелые времена люди возвращаются к истокам. Многие, прикоснувшись к родному, затем приходят в храмы. Если в селе нет священников, мы привозим своих и проводим службы.

Я пою в храмах для пришедших людей. В эти минуты понимаю, что делаю это не только от себя, но и от их имени. Все должно дышать и звучать, чтобы не уходила жизнь.

Мы всегда сами собираем деньги на лес, кровельные материалы, краску, гвозди, перевозку и разгрузку материалов, оплату работы мастеров. Принимаем пожертвования, но зачастую их не хватает. Рита отдает часть своей учительской зарплаты, другие волонтеры тоже скидываются как могут.

Сейчас нам нужно собрать 480 000 ₽ на лес для замены нижних венцов сруба в церкви Николая Чудотворца 1849 года в Архангельской области, а также на оплату труда мастеров-реставраторов. Пока нам пожертвовали только 55 777 ₽.

Сложности возникают еще и в отношениях с реставрационными фирмами: иногда они сдвигают сроки работ, все затягивается. стараемся никого не подводить.

Как можно присоединиться. Мы публикуем расписание на будущий год в нашей группе во «Вконтакте» и просим добровольцев сообщить заранее, если решат присоединиться. Так волонтеры могут планировать свое время и приезжать на столько дней, сколько смогут: — на пять, другие — на десять.

Мы можем предоставить только проживание в домиках, и то не всегда, добровольцы сами оплачивают дорогу и питание, порой берут с собой палатку. Бывает, из команды едет на машине и по пути забирает с собой людей.

На еду в день скидываемся по . Также всегда хочется купить подарки, вкусности для местных детей и взрослых.

Тяжело признавать, что по всей России из деревень и сел уходит жизнь. Молодежь в них практически не остается. Я встречала талантливых деревенских жителей: мастер Андрей плетет корзины из бересты, Светлана чудесно вышивает. Николай Павлович работает учителем, пишет стихи, издает периодическую газету поэтов Архангельской области и организует киноклуб любителей фильмов Андрея Тарковского.

В этих местах потрясающие люди, и хочется, чтобы жизнь вернулась в их села и деревни.