Добровольцы России Герои специальной военной операции продолжают подвиги Великой Отечественной войны
Елена Спартаковна, специальная военная операция на Украине идет уже более года. Каким вы видите Homo belli (“человек войны”, лат.) на СВО?
Елена Сенявская: Как в конце 40-х годов ХХ века писал английский военный психолог Норман Коупленд, из поколения в поколение оружие меняется, а человеческая природа остается неизменной. Сегодня в зоне СВО мы видим, что бойцы совершают точно такие же подвиги, как их деды и прадеды. Преемственность поколений совершенно очевидна. И исторические параллели сегодняшних событий прослеживаются не с какой-то одной конкретной войной. Хотя Великая Отечественная наиболее ярко высвечивает проблемы борьбы против нацизма, с современным вариантом которого наша армия столкнулась сейчас.
В новой ситуации – экстремальной, на грани жизни и смерти – просыпаются все те лучшие качества наших людей, которые проявлялись и в Великую Отечественную. Так уже был совершен аналог подвига Николая Гастелло, когда 2 декабря 2022 года в районе Клещеевки российские летчики подбитого СУ-24М – командир экипажа Александр Антонов и штурман Владимир Никишин – направили свой горящий самолет на колонну вражеской бронетехники. Посмертно им присвоено звание Героев Российской Федерации.
Министр обороны РФ Сергей Шойгу в конце 2022 года сообщил, что более 20 тысяч человек поступили на службу добровольцами во время призыва. Что это за люди?
Елена Сенявская: Среди добровольцев больше всего “воинов по призванию”, тех, кто связал свою жизнь с военной профессией. Битва для них – именно та стихия, где, по их представлениям, открывается возможность для наиболее полной самореализации, удовлетворения материальных и духовных потребностей.
При том что за категорией “воина по призванию” в действительности скрываются очень разные типы личностей и по психическому складу, и по системе ценностей. В отдельных случаях данный тип воина формируется как результат посттравматического синдрома, когда человек, побывавший на фронте, уже не представляет свое существование вне экстремальной обстановки.
“Воины по долгу” – это люди, которые независимо от своего субъективного отношения к боевым действиям, часто негативного, оказавшись перед необходимостью защищать свою страну, сами добровольно идут на фронт. В данном случае даже ненависть к оружию не мешает их готовности взяться за него, чтобы отстоять свободу Родины и собственное право на жизнь. В мирных условиях к данному типу людей относится около 20-30% призывников. По отношению ко всему военнообязанному населению они составляют 8-12%.
Елена Сенявская: Наша беда в том, что перед началом специальной военной операции у нас считалось, что по ту сторону границы живет наш народ, которого обманули или запугали западные марионетки и экстремисты. И когда мы придем этому народу на помощь, нас встретят с радостью. Не учли, что пока мы пребывали в этом благодушном состоянии и воспринимали другую сторону, как родных, 30 лет западные идеологи и взращенные ими местные националисты превращали Украину в анти-Россию и создавали для своего населения образ врага из нас. Вспомните жуткие ролики про крохотных детишек, которые зигуют и кричат, что будут “резать русню”.
Так вот, те фейки, которые мы видели с начала специальной военной операции, подобно Буче или безумным рассказам женщины-омбудсмена Украины, – все это выросло из антисоветской и антироссийской пропаганды. Вспомните о “миллионах изнасилованных немок” начала двухтысячных, когда этот миф до нас добрался с Запада вместе с книжкой “Падение Берлина. 1945” английского историка Энтони Бивора. После издания книги на русском языке этот миф стал активно муссироваться в российской либеральной прессе и в русскоязычном интернете. Он психологически готовил в том числе и украинское сознание к расчеловечиванию россиян: красноармейцы и их потомки – это дикие азиатские орды, орки. Почему-то в украинской пропаганде фэнтезийные образы мира Толкина получили наибольшее распространение. Здесь нет ничего нового: вслед за Геббельсом после окончания Второй мировой войны его расистские наработки о жестоких варварах-красноармейцах подхватили союзники по антигитлеровской коалиции. В англосаксонской литературе этот миф был распространен. Но пыль с него стряхнули именно после развала СССР.
Расчеловечивание противника через фейки, подобные Буче, или вбросы Денисовой – это явления цифровой эпохи?
Елена Сенявская: Враг должен быть “плохим”, потому что иначе война в нравственном (и психологическом) отношении вообще оказывается невозможной: убийство человека находится за пределами общепринятых норм морали, религиозной этики и здоровой психики.
Однако врага “нужно и можно” убивать, потому что он как бы изначально выносится за рамки категорий, на которые эти нормы распространяются. В общественном сознании враг наделяется свойствами, противными человеческой натуре. Действительно, отрицательные его качества гипертрофируются, а качествам, которые по обычным мирным меркам оцениваются положительно, придается негативный смысл. Иногда в качестве таких характеристик доминируют религиозные мотивы (“язычники”, “нехристи”, “неверные”, “безбожники”).
В новой ситуации – экстремальной, на грани жизни и смерти – просыпаются все те лучшие качества наших людей, которые проявлялись и в Великую Отечественную. Так, уже был совершен аналог подвига Николая Гастелло
Исторически более устойчива оценка противника по критерию “цивилизованности”: враг почти всегда “варвар”, причем конкретный смысл в этот оскорбительный термин может вкладываться разный (от нечеловеческой жестокости до несоблюдения правил гигиены). ” Принижение” врага происходит путем приписывания ему всех человеческих слабостей: подверженности пьянству, разврату, воровству, мародерству.
В Подмосковье будут строить центр помощи демобилизованным с посттравматическим синдромом. Что это за психологическое состояние и насколько широко оно распространено сегодня?
Елена Сенявская: На посттравматику обратили внимание еще в начале XX века. Это сделал военврач Герасим Шумков, один из основоположников военной психологии. Вернуться к спокойному, мирному существованию после участия в военных действиях человеку не менее сложно, чем “вступить” в войну: обратный процесс перестройки психики протекает столь же болезненно и порой затягивается на годы.
По данным ведущих отечественных военных психиатров, в последнее время увеличилось число “отсроченных” последствий боевых действий. Военные медики называют их “боевой психической травмой”, “вьетнамским”, “афганским” или “чеченским” синдромом.
В структуре психической патологии среди военнослужащих срочной службы, принимавших участие в боевых действиях во время локальных войн в Афганистане, Карабахе, Абхазии, Таджикистане, Чечне, психогенные расстройства достигают 70%, у офицеров и прапорщиков они несколько меньше. У 15-20% прошедших через эти вооруженные конфликты имеются “хронические посттравматические состояния”, вызванные стрессом.
Психологические проблемы были у многих вернувшихся с Великой Отечественной войны фронтовиков. Поэт Борис Слуцкий так описал ситуацию:
Когда мы вернулись с войны,
Я понял, что мы не нужны.
Захлебываясь от ностальгии,
От несовершенной вины,
Я понял, иные, другие
Совсем не такие нужны.
И вскользь сообщалось людям,
Что заняты ваши места,
И освобождать их не будем.
Дело в том, что существуют люди, про которых в армии принято говорить: в мирное время к службе не пригоден, в военное время – незаменим. Среди проблем, которые возникают в связи с посттравматикой, ностальгия по фронтовому прошлому, желание мысленно в него возвращаться, воспроизводя комплекс прежних чувств, переживаний. Повышенная склонность к риску и в мирной жизни. Тяготение к опасным профессиям. И в то же время чувство фронтового братства, некоей общности между участниками даже не только одной, но, может быть, нескольких войн, противопоставление себя всем остальным, “не нюхавшим пороха”.
Сейчас задача в том, чтобы, не дай бог, после окончания специальной военной операции вернувшиеся с нее наши ребята, наши герои, не почувствовали себя отверженными среди в большей своей части не воевавшего общества, чтобы они не превратились в “потерянное поколение”, а заняли достойное место в мирной жизни, потеснив собой тыловых бюрократов, которые относятся и к специальной военной операции, и к собственной стране недостаточно патриотично.
Дед, участник Великой Отечественной, рассказывал, что жизнь до войны была такой трудной, что он особенно и не заметил неудобств землянки в три наката. Как современный человек, который привык к комфорту мирной жизни, воспринимает обстрелы, боевые вылазки, близость смерти и боли?
Елена Сенявская: Привычка к комфорту – тонкий слой наносной шелухи цивилизованности, который быстро слетает. Происходит возвращение к первоосновам, к базовым ценностям. Люди в экстремальной обстановке начинают пересматривать свои подходы к жизни, ломаются многие стереотипы.
Какие-то вещи, казалось бы, ничтожные и незаметные в обычной обстановке, во время боев приобретают ценность едва ли не абсолютную. Например, в мирной жизни возможность в любую минуту сходить в ближайший магазин и купить себе пачку сигарет привычна и сама собой разумеется. Для бойца на передовой последняя папироска, которую пускают по кругу среди своих товарищей, огромная ценность и одновременно мощный фактор сближения и сплочения людей, символ фронтового братства. Это было и в Великую Отечественную, это мы видим и сейчас.
Елена Спартаковна, как ни страшно это звучит, но фронтовое положение становится повседневностью. Это заметно?
Елена Сенявская: У меня есть коллега, которая живет в Донецке под постоянными обстрелами. Когда все началось в 2014 году, она была совсем юной девочкой, только закончившей школу. Рассказывает удивительные вещи. Каждый выход в город – это игра со смертью в прятки. Потому что никогда не знаешь, куда и как прилетит снаряд, каким осколком может зацепить. У моей знакомой уже целая коллекция тех осколков, которые она собрала по пути на работу, в магазин. Это те осколки, которые могли ее убить.
Появился ли новый фронтовой фольклор?
Елена Сенявская: Вернулись многие жанры, которые считались почти утраченными. Еще недавно многие говорили, что авторская песня постепенно вымирает, что ее место замещается поп-культурой, которая звучит на радио и телевидении.
Вдруг обнаружилось, что вообще-то интернет есть не везде. Бойцам в зоне специальной военной операции отослать СМС домой значит подставить себя и своих товарищей под удар вражеской артиллерии, потому что этот сигнал могут засечь.
Но как же солдату быть без связи с тылом, с домом? Никак нельзя! И вот уже дети со всех концов страны, как во время Великой Отечественной, снова пишут на передовую письма незнакомым бойцам, и те читают их со слезами на глазах, бережно хранят, носят у сердца. Эти письма становятся талисманами, оберегами. Люди верят, что письмо от мамы или от любимой может отвести пулю.
Одну историю передают из уст в уста. Незнакомая девочка прислала бойцу своего любимого плюшевого мишку, он во время боя случайно игрушку обронил, нагнулся, чтобы поднять, и осколок, который был ему предназначен, просвистел над ним, лишь слегка задев каску. Маленький мишка спас ему жизнь. Обрастая народными подробностями, история становится фольклором.
Есть и анекдоты на современные, актуальные темы, с действующими политическими персонажами, которые бойцы рассказывают друг другу в окопах.
Эти скульптуры я уже встречала в музее Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища, в военно-историческом музее “Юные защитники Родины” в Курске, в Музее Победы на Поклонной горе в Москве.
Вас представляют как военного антрополога и военного психолога. Это новое направление исторической науки?
Елена Сенявская: Да, военная антропология – сравнительно молодая область. Она зародилась в конце ХХ века и соединяет в себе достижения многих наук (педагогики, психологии, истории, культурологии, медицины и других) в изучении одного явления – человека на войне. Например, военно-историческая антропология обращается к историческому опыту, накопленному обществом за тысячелетия его развития. Военно-историческая психология изучает “человека воюющего” как особое социально-психологическое явление: его мысли, чувства, механизмы поведения. К слову, теоретические основы военной психологии и военной социологии, которые почти столетие спустя заложили фундамент более широкой науки – военной антропологии, зародились именно в нашей стране, в самом начале ХХ века среди русских военных, имевших огромный опыт на поле боя.
Автор стихотворения – священник Владимир Русин
Не в потертой гимнастерке –
Он одет в бронежилет.
Только в том, что это Теркин,
Никаких сомнений нет.
Воротился с того света,
Взял у смерти выходной.
А о том, что Теркин это,
Говорит и позывной.
Хоть его поэт Твардовский
В райских кущах поселил,
Вася Теркин не таковский,
От призыва не косил.
Как услышал, что в Отчизне
Нужен опыт боевой,
Взял отгул у райской жизни
И с небес помчался в бой.
Ну, не мог спокойно Вася
Оставаться в стороне.
Плачут дети на Донбассе,
Слышен плач и в вышине.
Что с того, что заслужил он
Славу, почести, покой;
Что свое уже отжил он;
Что немножко неживой?
Живы, знаем мы, у Бога
Все, кто был одушевлен.
Раз родным нужна подмога,
Раз работы ратной много,
Бог для верующих в Бога
Воскресит и батальон.
Полк, дивизия, бригада
Десантирует с небес,
Если будет очень надо.
А ведь было очень надо,
Чтобы Теркин наш воскрес.
Годен в прадеды (не в деды)
Предок Теркин для ребят.
С ним вести политбеседы
На привале все хотят.
Смотрит Теркин непредвзято,
Чужд корысти и интриг.
Вник во все проблемы вмиг.
В прошлом был печник и плотник.
Раз в избе часы чинил.
Тут освоил беспилотник,
– Да, военная наука,
Вижу, сделала скачок.
Ну-ка, что это за штука?
– Это, дядя, “Солнцепек”.
– Нам таких под Сталинград бы
Наша армия смогла бы
Сократить в пять раз войну.
– А еще у нас в запасе
Есть таинственный “Сармат”.
Но, по правде, дядя Вася,
Все о нем лишь говорят.
Прячут этого “Сармата”,
Как царевну, от людей.
– Что ж хотели вы, ребята?
Кто ж заходит с козырей?
Дяде Васе сообщили:
“Крым в Россию вновь приплыл”.
“Разве он нерусским был?”.
“Ох, пока Вы посещали
Тот небесный дивный свет,
В этом свете раздавали
Заложили босы мину,
На груди пригрев змею”.
“То-то ж, братцы, Украину
Я в упор не узнаю”.
“Как узнать ее, когда там
Скачут все: и стар, и млад?
Только матом говорят.
То в Россию целят пушки.
То Европе лижут зад.
Им мешает даже Пушкин”.
“Чем же Пушкин виноват?”
“Тем, что выпорол Мазепу
Словом, рвет за скрепой скрепу
“С кем теперь танцует танцы
“Ляхи, немцы и британцы,
И другие иностранцы
Там играют рок-н-ролл.
Присылают помощь галлы.
Мутит Балтику прибалт.
Набирают янки баллы
И что делать говорят”.
“Их душа чернее ваксы.
Их в аду давненько ждут.
Ведь за баксы англосакс
Мать родную продадут”.
И вопрос один Василий
Не задать никак не мог:
“Кто союзник у России?”
Стал опять наш Теркин весел,
“Факт последний перевесил.
Все другие – пустяки.
И моя душа повинна.
Зря я встал на полпути.
Долго тянется резина.
Надо бы не до Берлина –
До Америки идти
В том победном сорок пятом.
Я ж попятился назад.
Уж простите вы, ребята.
Не допетрил. Виноват”.
Ни парома, ни моторки,
Все разрушены мосты.
На Днепре Василий Теркин
Был, да след его простыл.
Не отправился ли часом
Он обратно в мир иной?
Вызываем раз за разом –
Он ушел вчера за ленту.
Он нырнул в туман и грязь.
Чтобы не привлечь ракету,
Только с Богом держит связь.
Теркин жив. В строю дед Вася.
Теркин наш неистребим.
С ним не только на Донбассе,
С ним повсюду победим.
Из истории создания песни
Песня моментально разлетелась по социальным сетям, вызвав горячий отклик у людей, для которых помощь фронту – не пустой звук. В адрес авторов и исполнителей поступило множество благодарных писем. Песня стала мостиком между теми, кто находится в тылу, и теми, кто на передовой, – как во времена Великой Отечественной “Синий платочек”.
Елена Спартаковна, кто пошел воевать?
Елена Сенявская: Разумеется, нельзя представить фронтовое поколение неким монолитом. В демографическом смысле оно включало в себя несколько поколений, выросших в разных исторических условиях. Вообще, участие сыновей, отцов и даже дедов – специфика мировых войн, причем во Второй мировой войне возрастной диапазон рядового состава армий был еще большим, нежели в 1914-1918 годах. На 22 июня 1941 года в Красной Армии и Военно-морском флоте состояло по списку 4 миллиона 827 тысяч военнослужащих. Кроме того, на довольствии в Наркомате обороны находилось около 75 тысяч человек, проходивших службу в формированиях других ведомств. 805,3 тысячи военнообязанных были на “Больших учебных сборах”: их включили в списочную численность войск с объявлением мобилизации.
При этом на западных границах в июне 1941 года было сосредоточено 2,9 миллиона человек – столько на начало войны составила действующая армия.
Основная масса рядовых – призывники 1919-1922 годов рождения. Но уже в ходе мобилизаций июня и августа были призваны военнообязанные старших возрастов – с 1890 по 1918 год рождения и молодежь 1923 года. В частях народного ополчения, многие из которых влились в действующую армию, оказывалось немало тех, кому было больше 50 лет. Всего же за четыре года войны было мобилизовано более 29,5 миллиона человек. А вместе с кадровым составом это было почти 34,5 миллиона.
Сколько страна потеряла?
Елена Сенявская: Безвозвратные потери вооруженных сил – более 11,5 миллиона. Причем кадровый состав армии, противостоявшей нацистам, оказался в большой степени выбит в первые же месяцы. И те войска, которые дошли до Берлина, в массе своей состояли из людей гражданских, взявшихся за оружие, чтобы защитить свою страну.
Елена Сенявская: И они были свидетелями Первой мировой, революции и Гражданской войны. Но, чтобы осознать в полной мере суть поколения, на плечи которого всей тяжестью обрушилась война, необходимо помнить, что общественное сознание советских людей было весьма разноплановым и противоречивым. Эти люди – настоящие патриоты, верные своему государству, а с другой стороны, благородные идеалы в них сочетались с жестокими “классовыми принципами”.
Елена Сенявская: Да. Ни Первая мировая, ни Гражданская не сплотила молодых людей в поколение, пусть даже “потерянное”, как было во Франции или Германии.
У советских мальчишек Великой Отечественной не было большого личного опыта. В их среде меньшее, чем для их отцов, значение имело социальное происхождение. Меньшим был разрыв в уровне образования. Зато большее влияние на их мировоззрение оказали идеологические установки нового общественного строя, при котором они родились и выросли. Для младшего поколения именно война стала временем личностного становления. И именно их, молодых людей, вступивших в войну 18-20-летними, относят к фронтовому поколению в узком смысле этого понятия. С его особой психологией. А это романтичность, поиски идеала и подражание ему, обостренное чувство справедливости, пренебрежение к опасности, стремление к самоутверждению – все эти качества, присущие определенному возрасту, в большей или меньшей степени были характерны для молодых людей 1940-х годов. Молодые люди, в начале своей сознательной жизни попавшие на фронт, были всецело преданы не просто Отечеству, но Отечеству социалистическому, точнее – они не разделяли в своем сознании два этих понятия. Это было поколение, родившееся и выросшее при новом общественном строе, воспитанное в духе присущей ему идеологии и в минуту опасности вставшее на его защиту.
И, видимо, потерь среди них было больше всего?
Елена Сенявская: Их уцелело всего три процента! Тех, кто 1923 года рождения! По нашим подсчетам, среди известных героев, закрывших своим телом огневую точку врага, 82,5 процента составляли молодые люди до 30 лет и 65,3 процента – до 25 лет. Возраст большинства полных кавалеров ордена Славы – от 20 до 24 лет.
И все же километровые очереди у военкоматов 22 июня 1941 года – это пропагандистский штамп или реальная история?
Елена Сенявская: Куда уж реальнее. Заявления граждан об отправке их добровольцами на фронт поступали нескончаемым потоком. ” Я никогда не служил в армии, но в ответ на наглое нападение фашистских полчищ прошу записать меня добровольцем в ряды Московского военного формирования”, – написал в заявлении профессор Института мировой литературы им. А.М. Горького Дмитрий Благой. В Ленинграде уже 22 июня, как только стало известно о нападении гитлеровской Германии, в военные комиссариаты пришли, не дожидаясь повесток, около 100 тысяч человек. Но согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР, мобилизация должна была начаться только в полночь, и горвоенкомату пришлось обратиться в горком партии и исполком Ленсовета за разрешением начать ее досрочно.
О том, какие чувства владели людьми, говорит дневниковая запись 22 июня 17-летней школьницы из Кашина Калининской области Ины Константиновой: “Налеты совершены уже на Киев, Житомир и другие города Украины. Страна в опасности. Сердце готово было выпрыгнуть от волнения. Страна мобилизует силы. Неужели я-то останусь спокойно на своем месте? Нет! Нужно быть полезной Родине. Помогать ей в трудный момент всем, чем можем. Победа должна быть нашей!”
Елена Спартаковна, что бы вы ответили тем, кто считает, что за советским героизмом и добровольчеством стояли заградотряды?
Елена Сенявская: Страх не может стать основой для героизма. Подвиги из страха не совершают. А миф про заградотряды, стрелявшие по отступающим советским бойцам, давно разоблачен: нужно просто внимательно читать архивные документы. Для героизма нужна убежденность в своей правоте, в справедливости дела, за которое сражаешься и ради которого готов отдать жизнь. У советских бойцов такая убежденность была.
В столкновении с фашистской Германией и ее сателлитами (а сейчас почему-то забывают, что тогда против Советского Союза выступила, по сути, объединенная Европа) патриотические, национально-государственные интересы нашей страны подчинили и даже частично трансформировали коммунистическую идеологию. Идеи мировой революции были отброшены, а понятия “Родина”, “Отечество” оказались определяющими.
К слову, воспитанный в духе “пролетарской идеологии” советский солдат сначала пытался воспринимать врага через эту призму, вычленяя рабочего и крестьянина из массы захватчиков и отделяя их от “господ-эксплуататоров”. Но уже в первые недели рассеялись наивные надежды на сознательность “братьев по классу”. Война сразу же стала Народной и Отечественной. Не случайно имя советского вождя власть попыталась связать воедино с национальным понятием: политруки поднимали бойцов в атаку с призывом “За Родину! За Сталина!”. Только обращаясь к глубинам народного духа, коммунистическая система могла выжить, но, спасая себя, она спасала страну: гибель советского государства означала бы гибель России. В тех условиях интересы народа, страны и государства оказались тождественны.
Территория призыва – Ленинградский, Прибалтийский, Западный, Киевский, Одесский, Харьковский, Орловский, Московский, Архангельский, Уральский, Сибирский, Приволжский, Северо-Кавказский и Закавказский военные округа. Были и территориальные нюансы. Например, уже в ночь на 23 июня в Сибири военкоматы разослали извещения призывникам, но повестки о мобилизации были вручены далеко не всем. В связи с угрозой нападения Японии часть будущих солдат приписали к Дальневосточному фронту и не стали вызывать на пункты сбора.
Всего за июнь и июль 1941 года была проведена всеобщая и полная мобилизация мужчин и частичная – женщин. К этому времени уже были сняты классовые ограничения – защищать Родину мог каждый. И это не простая формальность. Дело в том, что в 1925 году в СССР приняли закон об обязательной военной службе. В армию запрещалось призывать “лиц эксплуататорских классов”, а именно: детей бывших дворян, купцов, офицеров старой армии, священников, фабрикантов, а также казаков и кулаков.
В 1935 году для казаков сделали исключение. Закон 1939 года отменил ограничения на призыв в армию по классовому признаку, однако в военные училища по-прежнему принимают только детей рабочих и крестьян. Война поправила и это правило. Фактически каждый, кто хотел попасть на фронт и в училище, так или иначе мог это сделать.
Всего за первые 8 дней войны призвали 5,3 млн человек. То есть армия удвоилась: фактическая численность РККА к 22 июня 1941 года составила 5,4 млн чел. Но огромные невосполнимые потери первых месяцев войны требовали все новых солдат. К началу 1942 года призыв в Красную Армию уже обеспечивали призывники 1923-1925 гг. рождения. А всего за время войны под ружье поставили 34,5 млн человек.
Происходил призыв так: в городах повестку из военкомата приносили на дом, в деревнях – в сельсовет. Прямо на повестке указывалось: администрации предприятий немедленно освободить призывника от работы и выдать деньги на две недели вперед. На обороте указания: остричь голову наголо, иметь с собой документы и продукты, громоздких вещей – не брать.
Единого бланка не было, вариантов повесток было много. Но всегда указывалось главное: куда и когда прибыть. Предупреждали: за опоздание или неявку будете привлечены к ответственности.
Вместе с мобилизацией на фронт власти “бронировали” специалистов для работы на военных заводах. В призывную кампанию 1942 года предоставлялись отсрочки комбайнерам и трактористам, занятым на уборке урожая. В зависимости от региона “бронь” также давали студентам речных техникумов, лесотехнических институтов, которые находились в навигации и на лесозаготовках в тайге. В 1941 году и до первой половины 1942 года право на отсрочки имели и учителя, которых до 1940 года вообще не брали на военную службу.
Но фронт требовал пополнения: миллионы погибших и раненых, пленных и окруженцев. В армию уже брали и 17-летних, и 50-летних.
Правда, термин “мобилизация” не совсем точно отражает ситуацию. Да, были и уклонисты, и дезертиры, но все-таки и комсомольцы-добровольцы – не выдумка пропаганды. В части, служба в которых была сопряжена с особым риском, отбирали добровольцев 1922-1924 годов рождения. Через райкомы комсомола проходил набор десантников, лыжников, летчиков, истребителей танков. Требовались положительные характеристики, предпочтение отдавали спортсменам, приветствовалась сдача нормативов БГТО (“Будь готов к труду и обороне СССР” – для школьников 1-8-х классов, ГТО (для лиц старше 16 лет) и ПВХО (“Готов к противохимической обороне СССР”).
Легендарная женщина – монахиня матушка Адриана (Наталья Малышева) – незадолго до смерти рассказала в интервью “РГ” о том, как встретила молодежь известие о начале войны в Москве. ” Как только из репродукторов голос Левитана сообщил о начале войны, я с друзьями-студентами по авиационному институту побежала по военным академиям, – рассказала монахиня. – Мы требовали и умоляли перевести к ним из нашего института: чтобы быстро получить нужную армии специальность и – на фронт. Но только одному из нашей компании это удалось, и только потому, что у него отец был командиром Красной Армии”.
Многие боялись лишь одного: война закончится, и они не успеют совершить подвиги. Потому пытались попасть на войну “по блату”. ” Меня не взяли из-за того, что девчонка, – вспоминала Наталья Малышева. – Было очень обидно. Ну, раз так, думаю, пойду добровольцем. А в военкомате опять отказали, сказали – учись. Правда, к октябрю, когда немец подошел близко к Москве, в райкоме комсомола на меня посмотрели как-то странно и без проволочек дали направление в Третью Коммунистическую дивизию народного ополчения”.
Дивизия – 11 тысяч добровольцев, которые не подлежали призыву. Брали всех: и детей репрессированных, и священников. Фронтовые будни внесли коррективы в юношеское представление о войне, в окопах все оказалось прозаичнее и страшнее. Но дивизии стояли насмерть. Малышева просилась в медсестры, но взяли в дивизионную разведку. 18 раз ходила за линию фронта. Закончила войну лейтенантом в армейской разведке. ” Знаете, я ведь до сих пор себя спрашиваю: ну как такое было возможно? – рассуждала монахиня. – Столько было до войны репрессированных, сколько разрушено церквей! Я лично знала двоих ребят, у которых отцов расстреляли. Но никто не таил злобы. И эти люди поднялись над своими обидами, все бросили и пошли защищать Родину”.
Сотрудники Центрального музея Великой Отечественной войны показали мне документ. Выдан Сталинским райвоенкоматом Москвы: военнообязанный Юдовский В. М. 6 июля 1941 года зачислен в народное ополчение. Это не повестка и не справка – просто лист бумаги с угловым штампом и круглой печатью. Примерно такое же положение с документами было и у партизан. Справка: выдана товарищу Троян Надежде Васильевне в том, что она находилась в партизанском отряде “Буря” в должности бойца. Штабам партизанских движений, скорее всего, приходилось импровизировать – даже у кадровой армии не все гладко было с официальными документами у красноармейцев. Приказ НКО СССР N 330 от 7 октября 1941 года “О введении красноармейской книжки в войсковых частях и учреждениях в тылу и на фронте” приходилось выполнять в тяжелейших условиях, когда армия отступала и бойцам не хватало очень многого, включая документов и смертных жетонов. Что уж говорить о справках для партизан и ополченцев.
Добровольческое движение в годы Великой Отечественной войны
Volunteer movement during the Great Patriotic War
кандидат исторических наук, доцент. Филиал Сочинского государственного университета в г. Анапе, г. Анапа, Россия
Borisevich Sergey Petrovich
сandidate of Historical Sciences. Associate Professor, the Branch of Sochi State University in Anapa,
Аннотация. В статье рассматриваются основные причины массовости добровольческого движения во время Великой Отечественной войны. Раскрывается сущность принципа добровольности как главного принципа и важнейшей особенности добровольческого движения. В статье также описываются формы добровольных объединений граждан в годы войны.
Annotation. The article examines the main reasons for the mass character of the volunteer movement during the Great Patriotic War. The essence of the principle of volunteerism is revealed as the main principle and the most important feature of the volunteer movement. The article also describes the forms of voluntary associations of citizens during the war years.
Ключевые слова: добровольческое движение, принцип добровольности, народное ополчение, истребительные батальоны.
Key words: volunteer movement, principle of voluntariness, people’s militia, extermination battalions.
Тематическая рубрика: Гуманитарные науки.
Восемьдесят лет прошло с начала самой кровопролитной в истории нашей страны и мира войны. Войны, которая потребовала колоссального напряжения сил всего государства, которая поставила на грань гибели все народы СССР, и победа в которой досталась очень дорогой ценой. Одним из слагаемых победы стало добровольческое движение.
Открываем интернет и на первом попавшемся сайте читаем: «Добровольцы. Были ли они, как многие сегодня думают? Причём думают до такой степени фантазийно и безграмотно, что не обращают внимание на элементарные вещи. Мобилизация в СССР была объявлена 23 июня 1941-го года. Таким образом, добровольцев не могло быть в принципе!!!» Вот так молодой блогер решил проблему – нет и быть не могло.
Заняться проблемой добровольческого движения меня подвигла память о дедушке, отце моей мамы, Бугай Тимофее Ивановиче, который ушел на фронт в 1941 г. добровольцем из города Новосибирска. Командир миномётного расчета 1227 стрелкового полка сержант Бугай Т. И. пропал без вести 31 июля 1942 г. при прорыве обороны противника под Ржевом. Вспоминая его в семье, родные всегда подчеркивали – ушел добровольцем в июле 1941 г.
Так кто такие добровольцы и были ли они во время Великой Отечественной войны? Доброволец – это солдат, который взял на себя обязательство к военной службе на добровольной основе, то есть из личной мотивации. С 22 июня 1941 г. граждане СССР призывного возраста и годные по состоянию здоровья, не дожидаясь повестки из военкомата, подавали заявления в военные, партийные и комсомольские организации с требованием отправить их на фронт. Именно такие лица и составили основу добровольческого контингента, влившегося в состав различных воинских формирований. К ним также относились лица, имеющие бронь (специалисты для выполнения работ на предприятиях по спискам спецучета), лица призывного возраста, освобожденные от воинской обязанности, лица не призывных возрастов.
Подчеркну, формирование воинских частей по мобилизационному плану МП-41 проходило в установленном порядке и являлось основным. По закону о всеобщей воинской обязанности 1939 г. призыву подлежали военнообязанные 1918-1923 гг. рождения, а после объявления мобилизации 23 июня 1941 г. и в ходе войны призвали военнообязанных 1890-1927 годов рождения. Таким образом, добровольцы, подававшие заявления в военкоматы при недокомплекте по плану, призывались вне очереди и быстрее попадали в войска. Это была первая законная возможность реализовать свой патриотический порыв и оказаться на фронте, пока враг ещё не разбит. Такая форма была свойственна, прежде всего, молодежи, которая была воспитана на идеалах социализма, в лучшем понимании этого термина. Именно воспитана, а не «оболванена» пропагандой большевиков, ведь после Гражданской войны прошло всего двадцать лет, и большинство населения, их отцы и деды, хорошо помнили царское время и в большинстве своем сделали правильный выбор.
Известный журналист и историк Елена Прудникова, объясняя причины добровольчества в годы войны, на мой взгляд, справедливо пишет: «Естественно, что в 1941 году, советские люди готовы были зубами грызть немцев, потому что понимали, что придут немцы, придут господа, и их снова загонят в тот же хлев, из которого они вылезли. Они все это помнили. Они еще помнили, откуда они поднялись после 1917 года». Именно в этом, на ее взгляд, главная причина их стойкости. И действительно, наши отцы, те, кому уже было далеко за 30-ть, в критические моменты войны под Ленинградом, Москвой и Сталинградом, спокойно и с достоинством встанут грудью на защиту Родины, а потом полягут в большинстве своем, останавливая фашистов.
Кто-то скажет, что великий патриотический порыв проявлялся в России и раньше, например, в начале Первой мировой войны. Да, такое было и тогда. И опять семейные воспоминания – мой дед Николай Борисевич в числе первых изъявил желание попасть в ряды действующей армии. Три георгиевских креста, тяжелые ранения, более ста ходок за линию фронта. Так это было.
Но такое массовое добровольчество, как в 1941-42 гг., представить трудно, осмыслить сложно, хотя понять вполне возможно. Кстати, этого не ожидала и сама власть (особенно на местах) работа которой в первые месяцы войны была парализована наплывом людей, требующих немедленно отправить их на фронт. Более 30 тыс. заявлений было подано в первые дни войны. Так, в Краснодарском крае в июле 1941 г. только женщин с просьбой послать их в действующую армию обратилось в военкоматы свыше 4 тысяч. Число добровольцев увеличивалось с ухудшением положения дел на фронте.
Неожиданно большие потери людей, техники и утрата территорий потребовали новых форм и методов борьбы, как на фронте, так и в немецком тылу. Учитывая военную необходимость и добровольное желание граждан к защите Родины, 24 июня 1941 г. вышло постановление о создании на добровольных началах в прифронтовой полосе истребительных батальонов для несения патрульной службы по охране городов и прифронтового тыла, борьбы с диверсионными и десантными группами противника. При приближении врага они вливались в действующую армию. Для местной самообороны создавались коммунистические рабочие полки и батальоны. В конце июля 1941 г. было организовано 1755 таких батальонов численностью свыше 328 тыс. чел. Всего же в годы войны в этих формированиях сражалось около 400 тысяч человек и свыше 300 тысяч человек входило в группы содействия истребительным батальонам.
Угроза захвата Москвы и Ленинграда потребовали с 1 июля 1941 года формирования дивизий народного ополчения (ДНО). Именно они стали основным источником создания резерва частей регулярной армии. Народное ополчение – это добровольческие военные и военизированные формирования – рабочие отряды, группы самообороны, коммунистические батальоны, отряды партийного, комсомольского, советского актива и другие добровольные формирования, состоявшие из лиц, не подлежащих первоначальному призыву по мобилизации. Формирования народного ополчения носили временный характер и участвовали в боевых действиях лишь в критические моменты войны.
Рассматривая процесс формирования дивизий народного ополчения, следует, прежде всего, остановиться на принципе добровольности как главном принципе и важнейшей особенности этого процесса. В отличие от формирования регулярных воинских частей в ополчение люди не призывались. Наоборот, туда шли те, кто не подлежал призыву в армию, но стремился принять непосредственное участие в вооруженной борьбе с агрессором. На митингах и собраниях они выражали готовность с оружием в руках встать защиту Родины. Свои чувства они подкрепляли заявлениями с просьбой о немедленной отправке в действующую армию. Они без отрыва от производства изучали военное дело, затем принимали участие в боевых действиях на фронтах Великой Отечественной Войны.
Так, всего в течение четырех дней – со 2-го по 5-е июля от москвичей поступило 168470 заявлений, а вместе с Московской областью количество заявлений превысило 300 тысяч. Добровольность проявлялась и в том, что в ополчение записывались люди, не считаясь с состоянием своего здоровья и возрастом. И, несмотря на известные возрастные ограничения (от 17 до 55 лет), на фронт стремились 15-16-ти летние юноши и девушки, а также пожилые люди, которым перевалило за 60, а в ряде случаев и за 70 лет. Об этом свидетельствуют сохранившиеся в архивах списки ополченцев.
Комплектование соединений и частей ополчения проводилось по производственно-территориальному принципу. Города и области создавали дивизии, предприятия и учреждения – полки, батальоны и роты. Организационная структура формирований народного ополчения в целом соответствовала принятой в Красной Армии штатной структуре. Эти формирования имели сильную партийную и комсомольскую прослойки. На командные должности назначались лица из кадрового состава или запаса. Политработники подбирались из местного партактива. В ополчении значительное количество должностей занимали женщины – снайперы, связисты, медики, санитары.
В Краснодаре с 1 октября 1941 года были организованы военно-учебные пункты, на которых проводились ежедневные занятия по военному делу без отрыва от производства. Обучение проходили граждане мужского пола в возрасте от 18 до 50 лет. Каждый должен был освоить одну из воинских специальностей, хорошо знать винтовку, владеть ручной гранатой, уметь бросать зажигательные бутылки, вести рукопашный и штыковой бой, пользоваться средствами противохимической защиты, маскироваться. В итоге 224 тысячи жителей края добровольно вступили в отряды народного ополчения.
Не всегда выполнялось требование от 2 июля 1941 года о том, чтобы не принимать в ополчение рабочих и служащих заводов, наркоматов вооружений и боеприпасов, авиационной промышленности, станкостроения и других предприятий, выполнявших особо важные оборонные заказы. На практике среди ополченцев оказывалось немало и работников оборонных предприятий. Возникла угроза срыва выпуска необходимых для фронта материальных средств. С НК потребовал усилить контроль формирования ДНО. Из 400 тысяч заявлений москвичей о записи в отряды народного ополчения было решено удовлетворить только 250 тысяч. Кроме того, руководителям предприятий предписывалось установить жесткий контроль исполнения работниками трудовой дисциплины и подписывать лично заявления работников о добровольной записи в регулярные части и ополчение.
В результате во время войны было сформировано около 60 дивизий НО, 200 отдельных ополченских полков, большое число отдельных батальонов и рот общей численностью около 2 млн. человек, а общее число добровольцев вступивших в воинские формирования оценивается численностью более 4 млн. человек. Ополчение явилось подлинно народной формой борьбы против фашистских захватчиков и сыграло важную роль в разгроме врага. Стойкость, мужество и героизм воинов ополченцев стали примером для многих регулярных частей Красной армии. Через народное ополчение в действующую армию влилось 36 дивизий, из них 26 прошли через всю войну. 8 дивизий из НО удостоены звания гвардейских, в том числе и кубанские – 9-я, 10-я, 11-я и 12-я гвардейские кавдивизии.
Таким образом, убедительные цифры и факта подтверждают возникшее в СССР с началом Великой Отечественной войны мощное добровольческое движение. Понятно, что эти добропорядочные граждане и даже преступники, отбывающие наказания в ГУЛАГе, испытали потребность исполнить свой гражданский долг по защите Родины. Такие идейные добровольцы были и будут всегда. Вопрос в другом – почему их оказалось миллионы? Почему довольно взрослые, имеющие отсрочки или вообще не подлежащие призыву, люди, многие из которых в армии вообще не служили, взяли в руки оружие и пошли на фронт? Например, от добровольцев Кировского завода Ленинграда было подано 15 тыс. заявлений из 30 тыс. работающих. Рабочий Михаил Федотов в заявлении написал: «Я изъявляю желание быть вместе с моими товарищами в рядах добровольцев, честно и самоотверженно выполнять все задания и приказы, стараться как можно быстрее подавить зарвавшегося врага. Все свои знания и силы положу на полное уничтожение фашизма». По-разному, но по сути идентично, были написаны все остальные заявления – «Хочу защитить Родину».
Может быть, они знали о плане нацистов «Ост» – программы полного уничтожения народов нашей страны, и выбора не оставалось? Догадывались, но такого, что спланировали цивилизованные фашисты Европы, представить вряд ли могли.
Может быть, было выгодно быть добровольцем с материальной стороны? Молодой аспирант И. Брыксин в статье о добровольческом движении в годы Великой Отечественной войны прямо пишет: «Законодательство военного времени, обеспечивавшее материальную поддержку добровольцев и их семей и дававшее определенные социальные гарантии, было важным фактором, способствовавшим развитию добровольческого движения». Давайте разберемся.
Добровольцы, зачисленные в регулярные военные контингенты, получали все виды довольствия (денежное, вещевое, продовольственное), а их семьи – предусмотренную законом материальную помощь и льготы по налогам. Членам истребительных батальонов до 9 апреля 1942 г. выплачивалась заработная плата по месту прежней работы, а затем они обеспечивались денежным и материальным довольствием по нормам состава милиции. За лицами, вступившими в народное ополчение, за все время нахождения в частях народного ополчения сохранялся средний заработок (340 руб.) или стипендия, которые высылались предприятиями и учреждениями их семьям. Со дня участия в боевых действиях ополченцам дополнительно выплачивались полевые деньги: 20-75 руб. в месяц в зависимости от должности. Для лиц, добровольно вступивших в партизанские отряды, только в апреле 1942 г. была разработана сложная система денежного содержания, зависящая от предыдущего официального положения человека по месту работы или службы, подтвержденного документально.
Выходит, материальные вознаграждения не являлись привлекательным фактором. Тогда зачем вступил в ряды народного ополчения, например, профессор-пианист Абрам Борисович Дьяков из «батальона имени Чайковского», писатели Василий Гроссман, Александр Бек, Юрий Либединский из «писательской» роты, семьи рабочего турбинного цеха Егора Емельянова и дипломата Матвея Спицина, 76 летний пенсионер Финогенов?
Зачем решил стать добровольцем рабочий авиационного завода, имеющий бронь, Тимофей Бугай, у которого дома были семеро по лавкам, а он их единственный кормилец? Как оставил он детей на неработающую жену? Понять трудно, объяснить – можно. Видимо, верил мой дед в нравственную силу своей жены Евгении, которая всех детей сберегла, всех в люди вывела. Отца на заводе заменила дочь Аня, моя будущая мама, которая встала к токарному станку и делала план по 12-14 часов в сутки.
Современный «писатель» И. Меликов с возмущением комментирует цитату из книги «Подвиг народного ополчения Петушинского района в битве за Москву»: «И ведь без зазрения совести записывали в ополчение отцов не только двух, но и четырёх (2 ДНО, 1284 СП), и даже тринадцати детей!». И грустно от таких речей, и больно от безграмотности такого пафоса. Но ведь многие легковерные читатели возмущаются в своих комментариях людоедами-сталинистами, искренне обсуждают подобные вымыслы со своей сегодняшней «колокольни», не понимая, что если бы они – эти отцы, не пошли, то погибли бы всей семьей в огне хатынского сарая или расстрельного рва Бабьего Яра.
У добровольцев были различные причины для такого решения: представители старшего поколения, участники прошлых войн, считали, что их опыт должен пригодиться; женщины часто отправлялись на фронт за своими мужьями и братьями; допризывники не хотели ни в чем уступать взрослым; коммунисты же считали своим долгом укреплять моральный дух бойцов на передовой. Однако главной причиной столь широкого размаха добровольчества был повсеместный патриотизм советских граждан, безраздельная любовь к своему Отечеству, желание скорее разгромить ненавистных захватчиков.